Марк Миллз - Офицер по вопросам информации

Он собрался было повернуть назад, когда увидел одинокую часовню с выцветшими голубыми дверцами, которую упоминал Эллиот. Через двести ярдов он выехал к жалко выглядевшему кипарису, где дорога раздвоилась. Нижний путь упирался в скопление побеленных фермерских построек, расположившихся вокруг просторного двора. Над постройками высились две морские сосны. Все было так, как объяснял Эллиот, хотя он не упомянул короткую мачту на крыше фермерского дома.

За постройками земля уходила террасами, выделанными камнем, к краю хребта. Как раз здесь Макс увидел силуэт высокой фигуры на фоне солнечного заката. Казалось, Эллиот косил траву, но когда Макс приблизился, выяснилось, что он размахивал клюшкой для игры в гольф.

Макс прислонил мотоцикл к одной из сосен и продолжил свой путь.

— Ты играешь? — спросил Эллиот.

— Плохо.

— Тогда у тебя прекрасный партнер.

Жестяное ведро у ног Эллиота было до краев наполнено мячами для гольфа.

— Из гольф-клуба Марсы, — пояснил он. — Им это больше не нужно — фервеи и площадки для гольфа перепаханы и обращены в наделы. В сарае есть еще, поэтому не экономь, — добавил он, направляясь в фермерский дом.

Вскоре вернулся с обещанной бутылкой белого бургундского, двумя стаканами для вина и мальтийцем, несшим складной столик.

— Пауло иногда помогает мне.

Пауло был парнем, которого неплохо иметь на своей стороне во время драки — он был невысок, но коренаст и с бычьей шеей. Когда обменивались рукопожатиями, Максу показалось, будто его рука оказалась в медвежьей лапе.

— Рад познакомиться.

— Пауло хорошо говорит по-английски. Работал в порту грузчиком, но сейчас владеет фермой у горного хребта. У него красивая жена и два юных сына, неплохо зарабатывающие тем, что подбирают мячи для гольфа, которые не перелетают через скалу.

— И которых большинство.

— Он также чрезвычайно нагл, и я подумываю отказаться от его услуг.

Пауло обезоруживающе улыбнулся, затем откланялся. Его ждали дома к обеду.

Следующие полчаса Макс и Эллиот большими глотками пили великолепное вино и посылали клюшками мячи в сторону моря, куда садилось солнце. Бросок за скалу (требовавший искусного удара клюшкой номер три) давал одно очко. Удар хуже этого не давал никаких очков, даже если шар скакал по краю утеса. Эллиоту нравилось поучать:

— Не напрягай плечи… Не поднимай голову… Дай свободу клюшке… Расслабь запястья, должно быть, на тебя действует вино. — Его назойливые замечания имели целью помешать Максу сосредоточиться.

Они приблизились к маловпечатляющему результату — набрать по четыре очка на каждого, — когда состязание прервал нарастающий рев авиационного двигателя.

— На, — сказал Эллиот, сунув в руку Макса клюшку номер семь. — Тебе нужно взять чуть выше.

— Что?

— По моему знаку, ладно?

Они приготовились взмахнуть клюшками.

Только теперь Макс заметил: с запада к ним приближались развернутым звеном четыре истребителя, ориентируясь по линии утесов. Это были неприятельские машины: новые «Мессершмитты-109ф» с их отчетливо заметным желтым носом.

— Ну!

Они одновременно взмахнули клюшками.

В большом рвении Макс послал свой мяч за утес, однако мяч Эллиота взмыл высоко в небо. Некоторое время казалось, что могло произойти невозможное, и если бы мяч пролетел еще пятьдесят ярдов или около этого, то он мог бы достичь самолетов.

Четыре истребителя с воем промчались невредимыми. Возможно, это был световой эффект, но Макс готов был поклясться, что заметил, как один из пилотов помахал им рукой.

— Он махнул рукой! — воскликнул Макс. — Один из них махнул рукой.

— Потому что они знают меня.

Это были завсегдатаи, очевидно мародеры, они часто появлялись в это время.

— Они поворачивают отсюда в глубь острова, выходя на Сафи или Луку в пасмурную погоду. Не думаю, что они сунутся туда сегодня, хотя им больше ничего не остается.

До их ушей донеслись отдаленные хлопки зениток.

— Они направились туда. Первый дневной налет.

Он оказался и последним. К восьми вечера все еще не было никаких признаков появления бомбардировщиков, в море погас последний проблеск солнечного света.

Теплый оранжевый свет, окрашивавший двор, почти незаметно сменился на фиолетово-синие мальтийские сумерки. Эллиот разжег костер под перевернутой крышкой мусорного бака, служившей ему жаровней, и затем из погреба появилась другая бутылка бургундского. Когда на стол попала рыба, он уже подумал о том, чтобы выпить еще белого вина.