Лев Портной - Копенгагенский разгром

— Признаться, не помню, чтобы клялся тебе в любви, — промолвил я.

— Ты — нет, — подтвердила мадемуазель де Понсе. — Это все проклятая Николь! Я видела, как ты смотрел на нее. Будь она неладна, паршивая девчонка!

Я почувствовал превосходство над Артемием Феклистовым, Оливером Годеном и бароном фон Нахтигалем. Выходило, что все они пошли на преступления, оказавшись во власти чар ветреной француженки, а та ревновала меня к своей горничной.

— Не попадись Николь тебе на глаза, все было бы иначе! — продолжила Элен.

— Что — иначе?! — возмутился я. — Неужели ты думаешь, что я присвоил бы казенные деньги?!

Я вышел вперед и оказался отличной мишенью для виконтессы. Жерло пушечного ствола смотрело прямо на меня. Я повернулся спиною к мадемуазель де Понсе и обратился к соперникам:

— Господа! Я являюсь единственным, кто обладает законным правом распоряжаться этим серебром! И я не имею намерения ни украсть его, ни допустить, чтобы украл кто-либо другой! И если вы поможете обеспечить сохранность серебра, даю слово, о ваших преступных замыслах никто не вспомнит! Я уверен, государь император щедро вознаградит каждого из вас!

— То-то и оно, — раздался за спиною голос Элен. — Кто-то из вас завладеет деньгами, а я останусь ни с чем… одна…

Лица моих соперников вытянулись, глаза округлились, а у меня похолодело в груди. Мне показалось, что физически ощущаю, как маленькое ядро прошивает меня насквозь. С трудом передвигая негнущиеся ноги, я повернулся лицом к виконтессе.

Ее лицо почернело от копоти, на щеках блестели дорожки от слез, глаза полыхали обидой и злостью. Фальконет смотрел на меня, и я вновь почувствовал в груди черную дыру — сродни той, что зияла в жерле.

Элен направила ствол вверх и поднесла фитиль. Громыхнул выстрел, воздушная волна оглушила меня. Бог весть, когда виконтесса де Понсе научилась стрелять из артиллерийских орудий… Я понял, что означали слова «причесаться ядром»: показалось, что жестяной гребень взломал черепную коробку и перевернул мозги. Я свалился на палубу. Словно из преисподней доносились вопли Артемия Феклистова, Оливера Годена и барона фон Нахтигаля. Но их голоса выражали не боль, а крайнюю степень разочарования.

Я приподнял голову — оказывается, грузоподъемное устройство сломалось, и на моих глазах оба сундука с серебряными монетами сорвались вниз.

Мне почудилось, что я раздвоился: вроде остался лежать на палубе и как бы со стороны увидел себя бегущим к борту, еще три пары ног грохотали рядом. Мы бежали долго — целую вечность — и должны были опоздать.

Перегнувшись через фальшборт, мы увидели, как сундуки грохнулись на те сундуки, что уже покоились внизу. От удара шлюпка перевернулась, и все четыре сундука с серебром Российской империи исчезли в пучине.

Оказавшиеся в воде матросы вынырнули на поверхность и с прусской невозмутимостью принялись за спасение лодки.

Артемий Феклистов разразился непристойной бранью. Ему вторил капитан Годен, но на своем родном английском языке. Барон фон Нахтигаль молчал, словно в немецком языке не нашлось подходящих выражений. А перед моим мысленным взором возникла фигура государя императора, и я подумал: а не остаться ли мне на английской службе?

— Черт подери! — прорычал Артемий Феклистов и скомандовал солдатам: — За мной! Здесь больше нечего делать!

Они отступили к другому борту и бросились вниз по трапу.

— Идиоты! Идиоты! — Барон фон Нахтигаль вышел из оцепенения. — Вы! Вы во всем виноваты! Бейте их, бейте, ребята!

Боцман Хенке и его подручные напали на капитана Годена. Я почувствовал, что более-менее пришел в себя после «прически» ядром из фальконета. Артемий Феклистов с горсткой подчиненных ему солдат двигался в сторону датского берега. А я мог оправдаться перед государем императором единственным способом — предъявить предателя.

Оливер Годен бился с пруссаками. Элен де Понсе, забытая всеми, рыдала у фальконета. И похоже, они забыли о том, что «Брунхильда» вот-вот погибнет — потонет или раньше сгорит.

— Что ж, леди и джентльмены, счастливо оставаться, — промолвил я и отправился вниз по трапу.

У борта покачивалась еще одна небольшая лодка. Должно быть, на ней добирался сюда капитан Годен. Я отвязал ее и хотел уже оттолкнуться от борта «Брунхильды», как вдруг сверху донесся голос Элен:

— Андрэ, забери меня отсюда!

— Хорошо! — крикнул я. — Сядешь за весла!

Прошла целая вечность, пока виконтесса спустилась в шлюпку. «Брунхильда» качалась на волнах, и пару раз мадемуазель де Понсе едва не сорвалась. С последней ступеньки она рухнула в мои объятия, и мы повалились на дно. Одновременно раздался грохот, шлюпка разлетелась в щепки, и нас накрыло ледяною волной.