Александр Арсаньев - Иерусалимский ковчег

— Дело такое важное? — поинтересовался Шварц.

— Оно касается нашей ложи, — объяснил я ему. — Мне было поручено одно расследование, — добавил я. — И оно навело меня на некоторые существенные обстоятельства, которые до сих пор оставались мне неизвестны.

— Так-так, — пробормотал себе под нос блюститель хоругви. — И что же это за обстоятельства? — Он знал, что я посвящен в одну из рыцарских степеней, а потому был призван бороться с мировым злом во всех его проявлениях.

— Речь идет о римском договоре, — начал я осторожно, пристально вглядываясь ему в лицо, чтобы определить, известно ли ему что-либо об этом деле. — И о иерусалимском ковчеге Иеговы.

Выражение его лицо сделалось серьезным, и сам он весь как будто напрягся.

— Это дело держится в строжайшей тайне, — заметил Борис Георгиевич. — Я не знаю стоит ли… — замялся он.

— Вы мне не доверяете? — резко оборвал я его.

— Яков Андреевич, — обратился он ко мне. — Мне бы не хотелось вас обижать, — Шварц вновь выдержал значительную паузу. — Но, если Иван Сергеевич не счел, что необходимо… — его лицо сделалось пунцовым.

— Вы забываетесь! — воскликнул я. — Или вам неизвестно, что иерархически я посвящен в более высокую степень, и вы обязаны мне подчиняться! О-бя-за-ны! — повторил я по слогам. — Кутузов находиться в отъезде, а действовать требуется незамедлительно! Вспомните о второй добродетели Соломонова храма, — призывал я его. — О повиновении!

— Ну, хорошо, — наконец-то решился он. — Да, я действительно осведомлен о соглашении с палестинскими Иоаннитами, которое вот-вот должно состояться в Риме. Оно касается древней святыни — ветхозаветного кивота. Иначе его называют Ковчегом Завета, в прежние времена он хранился жрецами в египетских храмах. Сейчас святыня в руках Иоаннитов. Вам, вероятно, известно, что одним из условий получения высших масонских степеней в нашей ложе, которая придерживается шведской системы «Строгого послушания» является то обстоятельство, что посвящяемый не принадлежит к мальтийцам.

— Разумеется, известно, — согласился я с господином Шварцем.

— Тогда вы должны понимать всю важность этих переговоров, учитывая наше соперничество с Госпитальерами, — добавил он.

— Неужели в собственность Ордена должен перейти сам Ковчег? — удивился я. — Мне показалось, что речь идет о каком-то золотом херувиме.

— Совершенно верно, — согласился Борис Георгиевич. — Он располагался на золотой крыше Ковчега.

— Что еще вам известно об этой реликвии? — требовательно осведомился я у него.

— Да, в общем-то, ничего, — развел он руками. — Кстати, мы можем пригласить Давыда Измайловича, он, между прочим, осведомлен о всяких редкостях не хуже нас с вами, а то и получше!

Я искренне изумился:

— Давыда Измайловича? Он-то какое имеет к этому всему отношение?

— Я повторяю, Давыд Измайлович — антиквар, — ответил Шварц. — К тому же он масон, хотя и не относится к нашему Ордену. Кстати, его отцу было пожаловано дворянство. По-моему, он посвящен в одну из канонических Иоанновских степеней.

— И вы считаете, что он достоин доверия? — спросил я с сомнением. Однако мне было известно, что в начале нашего века состав масонских лож стал намного демократичнее.

— Несомненно, — ответил Шварц. — До определенной степени, разумеется, — оговорился он. — Совсем не обязательно посвящать его во все перипетии происходящего, но я полагаю, что о Ковчеге Иеговы он мог бы поведать вам много интересного.

— Тогда я хотел бы познакомиться с ним поближе, — обрадованно ответил я.

Борис Георгиевич потянулся к бисерному шнуру сонетки. Спустя несколько секунд в массивную дверь приемной проскользнул строго вышколенный лакей.

— Чего изволите? — с важным видом осведомился он.

— Ну-ка, голубчик! — воскликнул Шварц. — Зови-ка нашего гостя!

Голубчик, нисколько не раздумывая, бросился выполнять барское распоряжение.

Я и глазом не успел моргнуть, как в приемную Шварца вернулся Давыд Измайлович.

— Чем могу помочь? — полюбопытствовал он.

— Да вот, Яков Андреевич интересуется одной реликвией, — сообщил Борис Георгиевич. — И я предложил ему обратиться к вам. — Ну что ж, — причмокнул антиквар, потирая руки. — Как говорится, чем могу…

— Что вам известно о так называемом Ковчеге Завета? — осведомился я.

Давыд Измайлович задумался, глазки его оживленно блестнули, и он заговорил:

— В общем, не очень много.

— А вы не могли бы выражаться яснее? — нетерпеливо попросил я его.