Александр Арсаньев: Французский сезон Катеньки Арсаньевой

— Судя по всему, он должен был пойти под венец с Вербицкой…

— С Ириной?

— Ну, не с Машей же, та еще в куклы играет.

— Но Ирине, насколько мне известно, тоже… едва ли не пятнадцать?

— Семнадцатый, — поправил меня Петр Анатольевич. Но такие невесты у нас не залеживаются.

Ирочка Вербицкая была действительно почти ребенком, очаровательным и шаловливым, я встречала ее на утренниках у знакомых и всегда любовалась ее точеной фигуркой и правильными чертами еще совершенно детского личика. Но я не видела ее года два, за это время она наверняка повзрослела. Ее семья считалась одной из самых состоятельных в Саратове, кроме того — у ее отца были потрясающие связи в Петербурге, а по слухам — он даже пользовался милостью императора. Впрочем последняя информация была не слишком достоверна.

— Как время-то бежит… — вздохнула я. — Стало быть, Ирочка повзрослела…

— И не просто повзрослела, а превратилась в настоящего лебедя, — с видом знатока закатил глаза Петр, — впрочем, гадким утенком, насколько я понимаю в домашней птице, она никогда и не была. А как она танцует! Если бы вы, Катенька не избегали светских развлечений, то вам бы не пришлось прибегать к моим услугам. Именно на балу я и узнал о готовящейся помолвке.

— Насколько я поняла, официально о ней объявлено не было?

— Да. Но у дряхлеющих светских львиц обостряется нюх на подобные вещи.

— Константин никогда не производил на меня впечатление скрытного человека, — размышляла я вслух. — Во всяком случае — в юности.

— Я же говорю, что тут какая-то загадка…

— И мнится мне, — закинула я удочку наудачу, — вам удалось ее разгадать?

— Увы, не удалось. Хотя честно признаюсь, что пытался кое-что пронюхать по этому поводу.

— И у вас нет никаких предположений?

— На сегодняшний день — ни одной.

— Это на вас не похоже. А на месте… преступления вы уже побывали?

— К сожалению, — вздохнул Петр Анатольевич, — меня туда не пустили. У нас, матушка, не Европа, и о свободе слова мы знаем лишь понаслышке. Так что корреспонденты у нас вынуждены добывать информацию окольными путями.

— В таком случае поделитесь своей «окольной» информацией. Отчего он умер?

— Спросите о чем-нибудь полегче, — снова вздохнул он. — Полицейские эскулапы только разводят руками.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что они не смогли обнаружить на теле никаких признаков насильственной смерти.

— То есть они не считают это убийством?

— Я же говорю — они разводят руками. То есть вообще не понимают, почему он скончался. Судя по их словам, он умер за столом в своем кабинете. Я мечтаю умереть подобным образом…

— Что за мрачные мысли?

— Почему — мрачные? Все мы смертные, и если это произойдет лет эдак через… шестьдесят… — задумался он, после чего поправился, — нет, лучше через семьдесят.

Я не смогла сдержать улыбки. Петр обладал редким качеством: он никогда не терял присутствия духа, даже в самых печальных обстоятельствах. Этим качеством обладают мудрецы и дураки. Не знаю, как с мудростью, но дураком Петра Анатольевича не считали даже его завистники.

Петр явно чего-то не договаривал, и я не могла понять — почему. Мы с ним были старыми друзьями, и я привыкла к его откровенности.

— Но когда наступила смерть, вам хотя бы известно?

Петр уныло покачал головой из стороны в сторону:

— Сегодня утром, или вчера вечером…

— Еще немного, Петр Анатольевич, — сказала ему я, — и я в вас разочаруюсь. Или вы не хотите сказать мне всей правды, или…

— Как перед Богом, Катенька, но Всеволод Иванович, — он развел руками, — никого и близко к этому делу не подпускает.

— Всеволод Иванович — вы сказали? — обрадовалась я. — Так это ему поручили это дело?

Всеволод Иванович при жизни моего мужа был одним из его подчиненных. Он бывал у нас дома, и у меня были все основания считать его своим другом. Во всяком случае, я надеялась на это.

— А вы разве не слышали, — удивился Петр, — он теперь исполняет обязанности главного следователя.

— Вы же знаете, что я все лето провела в деревне…

— В полном соответствии с поговоркой о новой метле этот держиморда…

— Не желаю слышать гадостей про этого человека, — перебила я Петра Анатольевича. — Всеволод Иванович — чудесный человек, и я очень рада, что именно он получил эту должность. Александр был о нем очень хорошего мнения…

— Бог с вами, Катенька, у меня и в мыслях не было обижать этого действительно симпатичного человека… Тем более по сравнению с Алсуфьевым…