Филипп Ванденберг - Пятое евангелие

– Я Ганне Луизе Донат, – приветливо сказала женщина в кресле-каталке и едва заметным кивком головы попросила гостью подойти ближе.

Анна застыла на месте. Ей, всегда с честью выходившей из любого положения, сейчас просто не хватало слов – столь непредвиденным образом разворачивались события. Похоже, женщина в инвалидном кресле уже успела привыкнуть к подобной реакции окружающих. Деланно спокойно она сказала:

– Прошу вас, присаживайтесь!

Увидев, что слова не возымели никакого действия, она добавила уже несколько настойчивее:

– Вы не могли бы сообщить мне о цели вашего визита, фрау…

– Зейдлиц, – продолжила Анна, которая не могла справиться с волнением. Порывшись в кармане пальто, она достала лист бумаги и вслух прочитала написанное, что в данной ситуации выглядело в определенной степени комичным: – Ганне Луизе Донат, Гогенцоллерн-Ринг, 17.

– Все верно, – ответила женщина. Ее муж придвинул инвалидное кресло ближе к посетительнице.

Анна с трудом выдавила несколько слов, пытаясь извиниться.

– Мне очень жаль. По всей видимости, произошла ошибка. В больнице мне дали это имя и этот адрес. Женщина с точно таким именем находилась во время аварии в автомобиле моего мужа, и через три дня после несчастного случая ее уже выписали.

– На мой взгляд, – вмешался мужчина, – это недоразумение мог бы с легкостью разрешить ваш муж.

– Он мертв, – коротко ответила Анна.

– Мне очень жаль. Извините, я не мог знать об этом.

Анна кивнула. Какие бы предположения она ни строила, эта женщина ни в коем случае не могла быть ни спутницей ее мужа, ни пациенткой, которую недавно выписали из клиники. В то время как события последних дней показались Анне мистическими и даже зловещими, супруги выразили к ним живой интерес. Не позволяя вовлечь себя в долгий разговор, который наверняка сопровождался бы докучливыми расспросами, она вручила принесенный портфель Донату и распрощалась так быстро, что это даже могло показаться нетактичным.

Этой ночью Анна не могла уснуть. Словно привидение, в отчаянии ищущее свою душу, она бродила по огромному дому. Накинув халат, Анна присела на лестнице, ведущей в спальню, и попробовала найти объяснение недавним событиям. Порой ей казалось, что это сон, и она начинала прислушиваться к звукам ночи. Она была готова к тому, что в любую секунду может повернуться ключ в замке и в дом войдет Гвидо, как он это обычно делал… Но все оставалось по-прежнему. Вскоре она погрузилась в состояние полубреда, когда человек уже не может отличить сон от реальности.

Анна пришла в ужас, когда поняла, что стоит перед дверью в спальню Гвидо и стучит в нее, выкрикивая в адрес мужа оскорбления, словно он закрылся в своей комнате и не желает выходить.

События последних дней оказались для Анны слишком сильным потрясением. Рыдая, она опустилась на колени перед дверью. Ее слезы не были слезами боли, вызванной потерей мужа, Анна плакала от ярости. В эту минуту она ненавидела его наглость и свою наивность, свое слепое доверие, которым Гвидо так подло воспользовался.

По своей натуре и характеру Анна была способна выдержать удары судьбы, но не могла перенести того, что оказалась так глупа. Природа одарила Анну фон Зейдлиц умом и целеустремленностью, и не было качества, которое она ненавидела бы так сильно, как глупость. И вот сейчас, став жертвой собственной глупости, она ненавидела себя.

Казалось, слезы ярости текут по лицу медленно, словно сироп. На самом деле ей было стыдно перед собой. Ни разу за всю жизнь она не давала такой воли своим чувствам, даже в то тяжелое время, когда ребенком попала в дом для сирот.

Пластиковый пакет с вещами мужа, который она получила в больнице, лежал в ванной. Она узнала часы Гвидо – золотой «Гамильтон» производства 1921 года. В тот год он родился. Муж купил эти часы на каком-то аукционе. На крышке с тыльной стороны была дарственная надпись: «От Сида Сэму, 1921». Анна разорвала пакет, вытащила испачканный кровью костюм, разложила брюки и пиджак на полу так, что они стали похожи на огромную плоскую куклу. Закончив приготовления, она начала с неистовством топтать босыми ногами любимый костюм мужа, словно хотела причинить Гвидо боль. Она тяжело дышала и повторяла лишь одно слово: «Обманщик! Обманщик! Обманщик!»

Внезапно она нащупала в пиджаке какой-то предмет. Это оказался бумажник Гвидо. Сдерживая дыхание, Анна достала из него пачку купюр. Она знала наверняка, что еще окажется там: кредитные карточки и документы на автомобиль. Механически начав считать деньги, она обнаружила билет. Оперный Театр, Берлин, среда, 20 сентября, 19:00.