Александр Бушков - Ковбой

– Неплохо…

– Единственное, что меня самую чуточку беспокоит – соседний город, – признался Бестужев. – Большой по здешним меркам город, с населением тысяч в десять… Мальчишки говорят, там найдется немало темных людишек, которых человек опытный сможет быстро разыскать и нанять для какой-нибудь не особенно сложной и серьезной уголовщины. Здесь-то таких, пожалуй, и не найдешь, очень уж патриархальное местечко… До города десять миль. Если нанятые там головорезы сядут на коней… Я устроил и наблюдение за дорогой, но пешком коня не обгонишь…

Голдман задумался, пожевал губами:

– Ну, это уж вы как-то… Чересчур. Орава головорезов верхом на конях врывается в тихий городишко… Это слишком уж кинематографично. Мы, в конце концов, не на Западе, это там, поговаривают, такое еще кое-где в ходу. Те, из синдиката, предпочитают менее романтичные приемчики.

– Значит, мне снять наблюдателей за дорогой?

– Э-э… Пожалуй, оставьте. Если они не обходятся слишком дорого.

– Ну что вы, босс.

– Тогда оставляйте и этих, – решительно распорядился Голдман. – Лишняя предосторожность не помешает, если она обходится недорого. Я рассчитываю здесь снять шесть фильмов, это выйдет не плохой капиталец, так что следует исключить всякие случайности. Ведь нюхом чую! – вырвалось у него. – Не оставят эти акулы нас в покое!

– Встретим, – спокойное казал Бестужев.

– Хорошо вам говорить… – сварливо протянул Голдман. – Не вы ведь свои денежки вкладываете во все это. А знаете, сколько расходов? Приходится платить даже за…

Он глянул поверх плеча Бестужева, поднял брови, лицо выразило явное удивление. На всякий случай держа руку поблизости от кобуры, Бестужев оглянулся – и не усмотрел ничего угрожающего. А вот удивиться было с чего: у их столика стоял запыхавшийся Мейер, едва переводивший дыхание. Сколько Бестужев его знал, Мейер не то что бегать, а и ходить-то быстро не особенно любил…

– Синдикат? – нахмурился Голдман.

– Э? А-а… Нет, при чем тут синдикат… – Мейер похлопал Бестужева по плечу. – Михаил, я вас умоляю, подождите у стойки, нам с Сэмюэлем нужно поговорить…

Пожав плечами, Бестужев подхватил недопитую кружку и отошел к стойке: хозяин – барин… Он, подобно Голдману, был удивлен не на шутку: Мейер, для которого обычно подвигом считалось произнести более пяти слов подряд, плюхнулся на стул, склонился к партнеру и что-то форменным образом затараторил! Именно так, обрушил целый поток слов.

Похоже, в них содержалось мало приятного для Голдмана – тот хмурился, поджимал губы, явно пытался что-то возражать, но малоразговорчивый обычно Мейер прямо-таки напирал, не слушая никаких прекословий, яростно жестикулировал, яростно шептал с совершенно несвойственной ему экспрессией, чуть ли не за галстук хватал…

Наконец Голдман встал, сделал энергичный жест:

– Пойдемте, Михаил.

– Я умываю руки! – вскрикнул Мейер. – Я сто раз говорил…

– Ладно, ладно… – с кислым видом отозвался Голдман, не оглядываясь на него. – Посмотрим…

Бестужев поставил кружку на стойку и двинулся следом за нанимателем. Расплачиваться он и не подумал – все записывалось на счет Голдмана. Мейер остался за столиком, поднял руку, призывая бармена.

– Куда вы?

– Отвяжу коня, – сказал Бестужев. – Не бросать же его здесь.

– А… Давайте побыстрее.

В два счета справившись с узлом, Бестужев, держа Пако в поводу, направился следом за Голдманом – тот целеустремленно шагал в сторону городской окраины, сжав губы, нахмурившись.

– Неприятности? – спросил Бестужев, догоняя.

– Да нет, нет… – Голдман натянуто улыбнулся. – Маленькие неполадки, чисто технические…

Он не расположен был развивать эту тему, и Бестужев не стал настаивать, как-никак он был подчиненным со строго очерченным кругом обязанностей, если случившееся не имело отношения к проискам синдиката, это, в общем, и неинтересно…

Выйдя на окраину городишки, Голдман взял чуть левее, к поросшему незнакомыми Бестужеву цветами пустырю, за которым вдали виднелась опушка леса, состоявшего большей частью опять-таки из незнакомых деревьев. Именно там, на опушке, и работали с утра в поте лица кинематографисты.

Справа, не так уж и далеко, располагалось пристанище незадачливого месье Леду – снятый им под жилье старый сарай, возле которого стоял аэроплан, выглядевший для Бестужева (как, впрочем, и для подавляющего большинства людей, редко сталкивавшихся с этой технической новинкой) крайне диковинно и экзотично: большой, но казавшийся хрупким и ненадежным аппарат, широкие крылья, соединенные массой деревянных стоек и проволочных растяжек, решетчатый хвост, причудливое оперение, темная глыба мотора, воздушный винт, он же пропеллер … Под крылом легко можно было рассмотреть две фигурки – месье Леду со своим ассистентом, устроившись за бутылкой вина, то ли обсуждали дальнейшие жизненные планы, то ли топили в вине горькое сожаление о мизерных здешних прибылях.