Эллис Питерс - Эйтонский отшельник

Когда все было кончено и Ричард, хоть и неохотно, сделал все, чего от него требовали, он ожидал, что в ответ на его уступчивость его хотя бы выпустят из его маленькой комнаты, которая служила ему тюрьмой, — пусть даже весьма удобной. Он не был настолько наивен, чтобы надеяться на то, что ему предоставят полную свободу. Он хорошо понимал, что некоторое время ему еще придется притворяться послушным и сдерживать распирающий его смех. Прежде чем ему позволят вернуться в мир, его тюремщикам нужно будет еще сговориться и приготовить какую-нибудь правдоподобную историю о том, как Ричард пропал и как нашелся. Разумеется, они в один голос станут утверждать, что женился Ричард по доброй воле, да и кому как не им было известно, что мальчику уже поздно протестовать и что сделанного не вернешь. Однако один Ричард знал, что на самом деле не совершилось ничего непоправимого. Он слепо верил Гиацинту, полагая его слова непреложной истиной.

Как бы то ни было, за свое послушание Ричард рассчитывал на кое-какие поблажки. В продолжение обряда бракосочетания он старался сохранять вид совершенно смирившегося человека, ибо даже тень улыбки могла выдать его с головой. Напротив, — он послушно произнес все слова, которые от него требовались, и даже взял Хильтруду за руку, когда ему велели сделать это. Причем он ни разу не взглянул на нее до того, как услышал ее глухой, мягкий голос, повторявший ту же, что и он, клятву. Лишь в эту минуту он впервые усомнился в добровольности ее замужества. До сих пор эта мысль как-то не приходила ему в голову, и он бросил короткий взгляд на девушку. В конце концов, она была не так уж и стара, не так уж высока и всем своим видом не столько угрожала ему, сколько сама напоминала жертву. Более того, она была не так уж и дурна собой, если бы не выглядела такой печальной и подавленной. В сердце мальчика неожиданно появилось сочувствие к Хильтруде, которую, похоже, силой выдавали замуж за него, равно как и его силой женили на ней.

Однако в итоге он не услышал ни слова благодарности за свое послушание. Леди Дионисия лишь подозрительно поглядела на него и с мрачным видом изрекла:

— В конце концов, ты вел себя как должно, положившись на тех, кто действует во имя твоего блага. Ведите так себя и впредь, сэр! А теперь, Ричард, пожелай доброй ночи своей жене. Завтра ты познакомишься с ней поближе.

Так Ричард и поступил. Наконец его оставили в покое, одного, а комнату вновь заперли. Впрочем, к нему прислали слугу, принесшего еду с праздничного стола, который был накрыт в доме для всех остальных. В задумчивости мальчик сел на кровать, размышляя обо всем случившемся нынче ночью и о том, что его ждет завтра. О Хильтруде же он и думать забыл, едва она вышла из комнаты. Ричард был наслышан о таких браках. Если тебе всего десять лет, то тебе все равно не позволят жить вместе со своей женой, покуда не повзрослеешь. А пока ты находишься с ней под одной крышей, от тебя требуется всего-навсего быть с ней вежливым и внимательным, однако вскоре она отправится в дом своего отца до того времени, когда решат, что ты вырос достаточно для того, чтобы находиться вместе с ней и разделить с ней ложе. Теперь, когда Ричард всерьез задумался о своем положении, он понял, что положение женатого человека скорее всего не даст ему никаких привилегий, — его бабушка, как и прежде, будет помыкать им, считая его безответным ребенком, будет приказывать ему, что делать, а чего нет, бранить его, когда он ей надоест, а чего доброго, еще и бить. Короче говоря, лорду Итона надлежало самому искать способ обрести желанную свободу и вырваться из рук своей бабушки. Да и не очень-то он ей теперь нужен, ибо сыграл уже свою роль в достижении ее цели, — завладеть соседними землями. А раз так, то, почувствовав себя в безопасности, она вскоре может и отпустить исполнителя своей воли на все четыре стороны.

Ричард поплотнее завернулся в одеяло и заснул. Его сон нисколько не тревожило то обстоятельство, что за поздним ужином собравшиеся, возможно, говорят о нем и обсуждают, что делать с ним дальше. Ричард был еще слишком молод и по-детски слишком верил в хорошее, чтобы допустить тревоги в свои сновидения.

Утром Ричард обнаружил, что дверь в его комнату по-прежнему крепко заперта. Слуга, который принес мальчику завтрак, разумеется, не дал ему возможности убежать, — впрочем, Ричард и не пытался, ибо знал, что все равно далеко не уйдет и что ему по-прежнему надлежит притворяться послушным мальчиком, рассеивая все возможные подозрения. Когда леди Дионисия, сняв запоры, вошла в комнату Ричарда, то скорее по привычке, а не из притворства, он встал при ее появлении и подставил щеку для поцелуя. Бабушкин поцелуй оказался ничуть не холоднее, чем прежде, и в это мгновение в Ричарде проснулись теплые родственные чувства, в которых он никогда не отдавал себе отчета и которые так редко проявляла его бабушка. К горлу мальчика подступил комок, на глаза навернулись слезы, словно проснулось нечто долго спавшее в его душе. В конце концов, бабушка не сделала ему ничего плохого. Леди Дионисия глядела на внука сверху вниз, причем довольно ласково.