Эллис Питерс - Эйтонский отшельник

Кадфаэль полагал, что грум из Босье, возможно, не осмелится отлучиться и выйти из странноприимного дома даже в сумерках, когда хозяин уже спит. Однако грум все-таки вышел. Монахи как раз расходились с повечерия. Кадфаэль повел грума в свой сарайчик в травном саду, там он зажег лампу и принялся осматривать рваную рану на изуродованном лице грума.

Небольшая жаровня, присыпанная торфом, все еще теплилась, правда, еле-еле. Видимо, брат Винфрид оставил ее на всякий случай. Учился он весьма прилежно, и его необыкновенная тщательность, которая никогда прежде не проявлялась в его занятиях с пером и кистью, дала знать о себе лишь теперь, когда его приспособили к лекарственным травам и снадобьям. Кадфаэль поворошил угли, раздул пламя и поставил воду на огонь.

— Как там твой хозяин? — спросил он. — Не проснется? А если и проснется, ты вряд ли ему понадобишься в такой поздний час. Впрочем, я постараюсь поскорее.

Безропотно вверившись опытным рукам монаха, грум послушно сидел, повернув лицо к свету. Большущий синяк на скуле по краям уже пожелтел, но уголок рта был рассечен и из открытой раны сочились кровь и гной. Кадфаэль осторожно смыл запекшуюся корку и промыл рану отваром подлесника и буквицы.

— Как я посмотрю, горазд твой хозяин руки распускать, — грустно заметил Кадфаэль. — Рядом-то еще один синяк.

— Начнет бить, не остановишь, — мрачно усмехнулся грум. — Такая уж у него порода. Говорят, бывают хозяева и похуже моего, спаси господи их слуг! Сын моего хозяина целиком в своего родителя пошел. Да и с чего ему другим-то быть, раз живет так с младых ногтей. Через пару дней и он, глядишь, сюда заявится, а если ему тоже не удалось схватить беднягу Бранда, — упаси господи! — то охота за ним продолжится.

— Ну вот, если ты задержишься тут еще на денек, я, наверное, успею залечить твою рану. Как зовут тебя, приятель?

— Варин. Твое имя я знаю, брат. Мне сказал попечитель странноприимного дома. Звучит красиво и приятно.

— Я вот думаю, — сказал Кадфаэль, — что, раз у твоего хозяина проблемы с беглым вилланом, ему бы перво-наперво к шерифу надо сходить. Городские ремесленники все одно ничего не скажут, даже если знают что, потому как город заинтересован в толковых мастерах. Другое дело, солдаты короля — это их долг. Хочешь не хочешь, помогай человеку, потерявшему свою собственность.

— Ты же видел, мы приехали слишком поздно, чтобы сразу идти к шерифу. Да и хозяин отлично знает, что в Шрусбери свои законы, и если тот парень и впрямь ушел так далеко, хозяину могут попросту отказать в притязаниях. Но к шерифу завтра он все равно пойдет. И раз уж он остановился в аббатстве, то, полагая, что церковь, равно как и закон, обязана блюсти права собственности, он намерен завтра изложить свое дело на капитуле и лишь потом отправиться в город на поиски шерифа. Он готов перевернуть тут все вверх дном, лишь бы схватить Бранда!

Кадфаэль подумал, но вслух не сказал, что у него, пожалуй, есть еще время послать весточку Хью Берингару, чтобы тот заставил как следует поискать себя.

— Но ради всего святого, скажи мне, — спросил Кадфаэль, — с чего это твой хозяин так взъелся на своего виллана?

— Этот парень давно сидит у него в печенках, и за себя постоять умеет, и за других. Одного этого достаточно, чтобы Дрого в порошок его стер. Точно не знаю, что там случилось, но я видел, как в тот день управляющего Босье, который нравом ничуть не лучше хозяина, принесли в манор на носилках, и тот несколько дней лежал пластом. Видно, между ними вышла ссора, и Бранд избил управляющего, а потом уже мы узнали, что парня и след простыл. Вот за ним и пошла охота по всем дорогам Нортгемптона. Гоняемся за ним, да все пока без толку. Если Дрого схватит Бранда, он с него шкуру спустит, но калечить наверняка не станет, не захочет, поди, терять такого мастера. А уж злобу свою он на нем выместит сполна и заставит его всю жизнь отрабатывать причиненный ущерб до последнего пенни, да и бежать ему больше не даст.

— Придется твоему хозяину попотеть с поимкой-то, — мрачно произнес Кадфаэль. — И пусть поищет себе помощников-доброхотов. А теперь подержи примочку, вот так. Эту мазь я даю тебе с собой, применяй по мере надобности. Она притупляет боль и рассасывает синяки.

Повертев склянку в руках, Варин потрогал пальцем свою разбитую скулу.

— А что в ней такого целебного?

— Тут маргаритка и зелье святого Иоанна, в самый раз для заживления ран. Если получится, завтра покажись мне еще разок и скажи, как себя чувствуешь. Да лишний раз не попадайся хозяину под горячую руку! — сказал Кадфаэль на прощанье и, повернувшись к своей жаровне, набросал в нее свежего торфа, чтобы та слегка пригасла, но до утра не остыла.