Эллис Питерс: Прокаженный из приюта Святого Жиля

Пройдя по зеленой ярмарочной площади и обогнув угол стены аббатства, Кадфаэль двинулся прямо по тракту. Дома по обеим его сторонам встречались все реже и реже, промежутки между ними увеличивались, поля и леса, казалось, протягивали сюда свои зеленые пальцы, пытаясь добраться до края дороги. Здесь у дверей своих домов тоже стояли женщины, надеявшиеся хоть мельком увидеть жениха и невесту, а перед большим зданием на полпути к приюту Святого Жиля собралась кучка зевак и через открытые ворота с любопытством наблюдала за сутолокой во дворе. Слуги и грумы сновали взад-вперед между домом и конюшней, во дворе то и дело мелькали яркие ливреи. Здесь должен был остановиться жених со своею свитой, невесте же и ее кортежу предстояло расположиться в странноприимном доме аббатства. Поддавшись мимолетному мирскому любопытству, Кадфаэль задержался на минуту, чтобы понаблюдать вместе со всеми за приготовлениями.

Дом был велик и окружен добротными стенами, позади него раскинулся парк с фруктовым садом. Принадлежал дом Роже де Клинтону, епископу Ковентри. Однако епископ появлялся в нем редко и предоставил усадьбу во временное пользование Юону де Домвилю, владельцу поместий в Шропшире, Чешире, Стаффорде и Лестере. Это был отчасти дружеский жест по отношению к настоятелю здешнего аббатства Радульфусу, отчасти политический реверанс перед самим Домвилем, который был могущественным бароном, и завоевать его расположение и покровительство в смутные времена гражданской войны представлялось крайне разумным. Быть может, король Стефан и держал крепко в руках немалую часть страны, но на западе не менее прочно утвердилась когорта его соперников. Многие лорды готовы были переметнуться на сторону противника при первой же перемене ветра. Три недели назад императрица Матильда вместе со своим единокровным братом Робертом, графом Глостерским, и ста сорока рыцарями высадилась в Арунделле. То ли король проявил неуместное великодушие, то ли кто-то из друзей дал ему бесчестный совет, но только Матильде позволили продвинуться до Бристоля, где ей был заранее подготовлен наилучший прием. Мягкой осенью в сельской местности, конечно, веет миром и покоем, тем не менее люди здесь ходили настороженно оглядываясь и внимали новостям затаив дыхание. Так что, пока война не окончилась, иметь влиятельных друзей не мешало даже епископам. За домом епископа дорога шла между деревьями и была безлюдной. Город остался далеко позади. На развилке, на расстоянии полета стрелы, показалась длинная низкая крыша приюта. Чуть дальше виднелась крыша церкви с небольшой приземистой башенкой. Церковь была весьма скромной: неф, да алтарь, да придел с севера, да кладбище позади нее — с каменным гравированным крестом посредине. Здесь сходились две дороги, ведущие в город, и здания были предусмотрительно сооружены поодаль от них. Прокаженным запрещено появляться на людных улицах, однако и здесь, вдали от селений, они должны просить подаяния на расстоянии. Покровитель их, Святой Жиль, умышленно избрал для своей обители пустынное, уединенное место; у этих же несчастных и не было другого выхода: им полагалось держаться в стороне от здоровых людей.

Однако любопытство было им тоже не чуждо, поэтому, как и прочие обитатели этих мест, они вышли из дома и выжидательно смотрели теперь на дорогу. Отчего же этим несчастным не позволить себе хоть поглазеть на своих более везучих собратьев? Почему бы, по меньшей мере, не позавидовать им. Или же не пожелать им счастливого брака — коль скоро так велико окажется милосердие этих калек? Колышущаяся цепочка фигур в темных одеждах вытянулась вдоль плетня. Тут царило такое же оживление — если не перевозбуждение, — как и среди здоровых сограждан. Кое-кого из больных Кадфаэль уже знал: они обосновались здесь навсегда, и благо, что у них была возможность проводить свою искалеченную жизнь в обществе друзей и умелых врачевателей. Были и новички-бродяги. Они вечно бы кочевали из одного лепрозория в другой, иногда задерживаясь на недолгий срок в каком-нибудь отдаленном прибежище. Пожив там за счет очередного милосердного покровителя, они отправлялись к месту нового уединения. Некоторые прокаженные ходили на костылях или опирались всем телом на посох: их изуродованные болезнью ноги гноились либо же были покрыты болезненными язвами. Двое-трое передвигались на маленьких тележках, руками отталкиваясь от земли. Какое-то бесформенное, невероятно раздувшееся существо сгорбилось у забора, пряча под капюшоном обезображенное лицо. Несколько человек — впрочем, довольно деятельных — прятали лица под покрывалами, в щели между капюшоном и покрывалом были видны лишь глаза.