Сергей Лавров - Выстрел собянской княжны

— Где это вы так уходились, Константин Афанасьевич? — уже куда ласковей спросила Агафья, с удовлетворением творца наблюдая, как фельдшерский сынок наворачивает ее стряпню.

— На службе, милочка, — подражая скрипучим голосом усталому отцу, ответил Костя. — В присутствии, где же еще? Бумаг невпроворот… Без меня в нашей части ни одно дело не обходится!

— Подумайте, какой важный… — проворчала кухарка, нюхая в углу табак, чихая, крестя красный опухший нос и утирая его передником. — Кралечку себе, небось, завел! Знаем мы ваши дела-то!

— А хоть бы и так! — мечтательно улыбнулся Костя, споро двигая набитыми щеками. — Наше дело молодое! Не все ж одна служба, будь она неладна!

Идти в присутствие, целый день разбирать там корявые бумаги и выслушивать косноязычных жалобщиков ему сегодня решительно не хотелось. «А и впрямь, отчего я не граф какой-нибудь?» — неожиданно пришла ему в голову крамольная мысль. «Права Сашенька, решительно права! Коли был бы графом, так уж, знамо дело, не бегал бы на службу спозаранку! Нашлись бы дела поважнее да поинтереснее! Надо же, какая она — такая молодая, а такая умная!».

Внезапно порешил он не ходить с утра на службу, а пойти прямо в больницу, чтобы навестить раненого Лейхфельда. Ему не терпелось выполнить поручение Сашеньки… Да и долг человеколюбия требовал проведать страдающего ближнего своего. Тотчас придя в замечательное расположение духа от найденного решения, Константин в знак признательности за пироги шутливо ущипнул Агафью за толстый бок, как делал это всегда их дворник Михей, отчего она привычно взвизгнула и ругнулась, натянул шинель и поспешно ретировался в двери, заслышав уже в родительских комнатах озабоченный тихий голос матушки.

Утро выдалось нежданно солнечным. Снег сиял. Серо-черные пушистые вороны с длинными клювами важно расхаживали вдоль тротуаров, не пугаясь прохожих, подбирая просыпавшееся с ночных обозов зерно. Деревенский Ванька с возом дров протащился к Обуховскому рынку, скрипя полозьями, и пегая кудлатая лошадка его усыпала мостовую дымящимися конскими яблоками. Все радовало и умиляло Костю Кричевского до слез.

На выходе из тупичка, в котором стоял домик Кричевских, Костя увидал веселую Анютку Варварину, давно уже нетерпеливо переминавшуюся с ноги на ногу на морозце с плетеной кошелкой в руках, и обрадовался ей, как солнцу, небу, воронам и снегу. Девушка была принаряжена в новый ладненький полушубок, белые валеночки с галошками, цветастый теплый платок.

— Доброе утречко, Константин Афанасьевич! — радостно и звонко приветствовала она молодого помощника станового пристава. — Вам в присутствие? И мне в ту же сторону! Папаня в лавочку послали!

— Здравствуй, Анютка! — рассеянно жмурясь на яркий свет, кивнул Костя. — Что это ты так принарядилась, точно в церковь собралась? А нам не по пути, мне нынче в больницу с утра…

— В больницу?.. — растерялась на миг девушка, но тут же нашлась. — А я тогда в другую лавку пойду! В колониальную! Мне ведь все одно, куда идти!

Она, не договаривая чего-то, искательно заглянула сбоку в лицо молодого полицейского.

— Как же все одно? — менторским тоном сказал Константин. — В колониальную и дальше, и товары там дороже… Отец-то заругает тебя!

— Не заругает, он у меня добрый! Что с того, что дальше — зато с вами веселей!

Молодые люди пошли рядом, то и дело сталкиваясь плечами.

— А что, Анютка, — начал первым разговор Костя, поглядывая на круглые бархатные щечки попутчицы, на русый локон, выбивающийся из-под платка, — хотела бы ты быть барышней? Ходить в красивых платьях, ездить в карете? Прислугу иметь?

— Странные вы какие вещи говорите, Константин Афанасьевич, — сказала девушка, удивленно взглядывая на него голубыми круглыми глазами. — Нешто это можно? Да и зачем оно мне? Сами посудите, какая из меня барышня?! Я и так, кому надо, понравлюсь… — и она снова искательно, с тайной надеждой глянула в лицо Кричевского.

— Да ты просто так представь, чтобы помечтать! — увлеченный своей идеей, воскликнул Костя, не замечая ее призывных взглядов. — Не надо было бы тебе вставать ни свет, ни заря, не надо было бы мыть, стирать, в лавочку бегать!

— А что бы я тогда делать стала? — спросила Анютка, представив такую картину своей новой жизни. — Я-то на что?

— Ну… Ты могла бы ездить по театрам, по балам… Путешествовать, в конце концов…

— Не знаю, Константин Афанасьевич… Я так полагаю, кто где родился, там и пригодился. Но ежели только вам так будет угодно, то я могу и барышней, конечно! Невелик труд!