Евгений Сухов - Я украл Мону Лизу

– Я не политик, ваше высочество, а инженер.

– Не политик, – Чезаре в задумчивости потер густую рыжеватую бороду, – но что вам мешает стать таковым? Сделаем вот что, вы возглавите посольство в Урбино, к моему другу герцогу Гвидобальдо да Монтефельтро. Добейтесь от него, чтобы он дал нам на время боевых действий свою артиллерию. Надеюсь, вы не возражаете?

– Я у вас на службе, светлейший государь, – глухим голосом отвечал маэстро.

– Иногда я об этом забываю… Когда вы прибыли в Рим?

– Сегодня утром, светлейший государь.

– Вы, наверное, даже еще не отдохнули с дороги? – посочувствовал Чезаре, поджав губы.

– Я принял ванну, переоделся в чистую одежду и поспешил к вам во дворец.

Чезаре одобрительно кивнул:

– Вы успели много сделать. Знаете, где лучше всего отдыхается? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – В дороге! Есть время поразмыслить, вздремнуть. Так что через час вы уезжаете в Урбино. А я за это время напишу герцогу письмо. – Широко улыбнувшись, добавил: – А потом я очень рассчитываю, что он не посмеет отказать в столь маленькой просьбе знаменитому Леонардо да Винчи. И еще вот что, зайдите в мою голубятню и возьмите с собой в подарок Гвидобальдо да Монтефельтро пару вислоухих красавцев. Герцог страстный голубятник, надеюсь, что он оценит мой подарок.

Ровно через два часа небольшое посольство Чезаре, охраняемое конным отрядом кондотьеров, двинулось в сторону герцогства Урбинского. Расщедрившись, Чезаре предложил Леонардо собственную карету, которая по размеру вполне могла соперничать с небольшой комнатой. Внутри кареты были толстые персидские ковры, на креслах мягкие подушки, значительно облегчавшие поездку. Так что Леонардо чувствовал себя в ней вполне комфортно. Запряженные кони резво катили повозку по хорошо укатанной дороге, а могучие рессоры мягко поддерживали ношу. За окном быстро менялась панорама: лавровые рощицы переходили в пшеничные поля, на склонах, выстроившись в ровные ряды, произрастал виноград; в долинах, заросших высокой травой, паслись лошади, обмахиваясь от надоедливого гнуса длинными хвостами. Дорога укачала, неожиданно для самого себя Леонардо смежил веки и скоро забылся глубоким сном, какой случается у человека, утомленного переживаниями и долгой однообразной дорогой.

СЕНТЯБРЬ 1911 ГОДА. ПАРИЖ

Число коллекционеров, готовых заплатить шальные деньги за «Мону Лизу», было не столь уж и велико – от силы десятка два! Кроме огромных денег и страсти к собирательству, они должны были обладать немаловажной чертой характера – умением держать язык за зубами. Следовательно, очерченный список сокращался еще на четверть. Не всякий человек способен был справиться со столь тяжким грузом: ведь так и хочется протрубить о своем приобретении всему свету. Нужен твердый характер, чтобы суметь удержать язык за зубами.

Отступив на шаг, князь Голицын внимательно осмотрел копию «Моны Лизы». На первый взгляд она практически ничем не уступала оригиналу, вот разве что легкая дымка, спрятавшаяся за спиной Джоконды, не выглядела столь легковесной, как в оригинале. Впрочем, легкий дефект можно было исправить добавлением в раствор белой краски, а потом, размазав контуры, добиться нужного эффекта. Чисто технически проделать подобное несложно, все-таки он успел поднатореть в манере письма Леонардо да Винчи, куда сложнее передать колдовскую улыбку Джоконды – даже тщательно скопировав, разгадать ее секрет не представлялось возможным.

Оставалось лишь слегка состарить нарисованную картину, чтобы растрескался слой лака; затереть образовавшиеся трещинки легким слоем сажи, кое-где подкрасить. На оборотной стороне холста нарисовать музейный номер, поставить клеймо Лувра с короной, лилиями и инициалами королевского музея, а затем можно без боязни продавать заинтересованным покупателям.

Эта была четвертая копия, которую Голицын написал за последние полгода. Возможно, наиболее точная из них. Смеясь, подумал о том, что Леонардо да Винчи пришлось бы изрядно поломать голову, чтобы узнать собственную картину. Причем на каждую копию у него ушло примерно около месяца, в то время как свою картину Леонардо да Винчи рисовал четыре года. Весьма неплохой показатель!

Первая копия осела где-то за бронированными дверьми в особняке банкира Моргана. Вряд ли о ней можно что-то услышать в ближайшее десятилетие.

Вторую копию Голицын отдал меценату Рябушинскому, ради чего совершил кратковременный вояж в Москву. Старик, развернув картину, некоторое время просто гипнотически ее созерцал, напоминая луврского поклонника, в какой-то момент Михаил стал всерьез беспокоиться: а не заметил ли тот подлога? Хотя основания для этого были минимальные: холст был времен Леонардо да Винчи, приобретен в обыкновенном антикварном магазине, торговавшем каким-то средневековым хламьем, о красках тоже не стоило беспокоиться, все они были из растертых минералов, какими пользовались во времена Ренессанса. Кисть – тоже подходящая…