Имоджен Робертсон - Орудья мрака

— Я не вижу исписанной бумаги, — заметила она.

Краудер засунул нож Хью еще глубже в пепел, а вынув, обнаружил на острие более крупный клочок бумаги, переживший пламя. На обеих сторонах было что-то написано; судя по всему, перед ним был нижний уголок бумажного листа.

— Это письма. Я уверен. — Он указал на другой обрывок, где различалось слово «замок».

Харриет не ответила. Она с ужасом смотрела на руки анатома. Краудер проследил за ее взглядом. На ноже, что он держал, проявились темные пятна. Он уставился на оружие.

— Это нож Хью? — прошептала она.

Он кивнул.

— Харриет, вы что-нибудь нашли? — окликнула их Рейчел.

Госпожа Уэстерман очень быстро поднялась, заслонив Краудера, который по-прежнему изучал нож.

— Письма. Но все они сгорели.

Джек оторвал взгляд от небольшого участка лесной подстилки, который он рассматривал.

— Сиделка Брэй всегда радовалась письмам, — сообщил он.

Харриет ощутила поднимающееся в горле волнение. Она осторожно приблизилась к мальчику и опустилась на колени рядом с ним.

— Кто писал ей, Джек?

Судя по виду, она внушала мальчику благоговейный ужас — Джек поднял глаза на Рейчел. Девушка улыбнулась ребенку, и, похоже, это придало ему смелости.

— Из Лондона. Хотя она держала это в секрете. Другие считали ее слегка заносчивой, особенно когда приходило письмо. Мы говорили, она даже не будет узнавать нас день или два после получения письма, и она никогда не рассказывала, что там написано. Но в остальное время она была хорошая. В выходные иногда покупала сладкое угощение и запросто делилась со всеми. — Внезапно у мальчика затряслась губа. — Мне ведь не придется ухаживать за его светлостью, верно? Теперь, когда она умерла? Он мне не нравится.

Опустившись на корточки, Рейчел обхватила невероятно худенькие плечи мальчика.

— Почему он тебе не нравится?

Округлив глаза, мальчик посмотрел ей в лицо.

— Он издает ужасные звуки, мисс. Вот такие.

Ребенок внезапно застонал, разинул рот и, опустив голову, начал мотать ею из стороны в сторону. Харриет едва заметно отступила.

От необходимости отвечать их избавил звук шагов, приближавшихся по дорожке. К ним подошел Хью в сопровождении двух мужчин из наружной прислуги. Через плечо одного из слуг была перекинута попона. Харриет поднялась и, обернувшись, посмотрела на Краудера. Он по-прежнему стоял у костра, держа в руках нож Хью.

Торнли указал своим людям на хижину, а затем приблизился к Харриет и анатому.

— Вы охотитесь, господин Торнли? — поинтересовался Краудер. — Хорошо позабавились намедни?

— Охочусь, — холодно отвечал Хью. — Да, на днях неплохо позабавился.

Краудер протянул ему нож. Торнли шагнул вперед, чтобы забрать его, но, ухватившись за рукоять, увидел лезвие и охнул.

— Что вы сделали с ним? Я никогда не оставляю нож грязным!

— Вероятно, вы были заняты другими делами, — метко, но бесстрастно ответил Краудер. — С ножом я ничего не делал, лишь перерезал веревку, державшую сиделку Брэй. На лезвии кровь. Но я полагаю ей, вероятно, день или два.

Хью сильно побледнел. Из-за этого его шрам покраснел еще сильнее.

— Вероятно, это какой-нибудь кролик или заяц. Я, должно быть, забыл вытереть лезвие.

Краудер поймал его взгляд.

— Какое-нибудь невинное существо, не сомневаюсь.

Хью сжал кулаки, и Краудер поймал себя на том, что расслабляет мышцы, готовясь увернуться или принять удар, однако Торнли удержался.

— А сейчас мне нужно позаботиться о сиделке Брэй. Буду благодарен, если вы покинете мои владения.

Краудер отвесил очень низкий поклон. Харриет осмотрительно взяла сестру под руку. Она ощутила, как дрожит рука девушки, и оглянулась, чтобы через плечо бросить взгляд на соседа.

— Земли вашего отца, господин Торнли, я полагаю. Вы ведь лишь управляете ими, с надеждой ожидая брата?

Хью молча поклонился, и сестры, за которыми последовал Краудер, с величавой невозмутимостью двинулись прочь. Харриет ощущала, что Торнли провожает их злобным взглядом.

— Харри, не значит ли это, что ты считаешь, будто Хью… — Голос Рейчел понизился до шепота.

Посильнее зажав руку сестры, Харриет знаком приказала ей замолчать.

Они свернули на Голландскую улицу, и дорога сузилась. Их шаги замедлились, Грейвс уже не смог бы сказать наверняка, кто из них меньше хотел продолжать путь. Улицы казались слишком тихими для субботы; разъездных торговцев было немного, и они на удивление спокойно заявляли о своем товаре. Все это производило нездоровое и неправильное впечатление, однако Грейвс не смог бы объяснить, в чем дело — в уличной ли атмосфере или в тяжкой тьме, что ни на миг не оставляла его. Однако их приближение не осталось незамеченным — многие люди выглядывали из окон или стояли в дверных проемах.