Имоджен Робертсон - Орудья мрака

Рейчел поймала взгляд Краудера и счастливо улыбнулась. Анатом сощурил глаза.

— Раз уж вы интересуетесь кожными воспалениями, я могу одолжить вам несколько книг на эту тему. В обычных обстоятельствах я не стал рекомендовать бы подобное чтение женскому полу, однако, если вы находите это интересным…

Судя по виду, Рейчел обрадовалась. Некоторое время Краудер смотрел в окно, пытаясь избежать воздействия девичьей улыбки — своей жизнерадостностью она грозила растопить и размягчить его. И тут взгляд анатома остановился на фигуре, стоявшей под большой галереей замка. Это был мужчина — стройный и хорошо сложенный, во всяком случае так Краудеру показалось издалека. Не Хью Торнли, но, судя по всему, и не слуга. Он был темноволос. И провожал взглядом их экипаж. В его позе чувствовалось спокойствие, которое до странности встревожило Краудера.

— Пропустите даму, пожалуйста. Эй, Джо, шевелись, раздобудь стул для госпожи Уэстерман, хорошо? Говорю же, шевели гузном, ради бога! Прошу прощения, госпожа Уэстерман!

За утро тело мертвеца успели перевезти из конюшни Кейвли-Парка в конюшню постоялого двора. У пятнадцати присяжных, отобранных констеблем из числа посетителей «Медведя и короны» накануне вечером, было время поахать над покойником и пристально вглядеться в его мертвые глаза, и теперь все они в сопровождении коронера, свидетелей и любопытных наблюдателей протискивались в низкую убогую комнату задней части постоялого двора.

Майклс, хозяин заведения, с настойчивостью утверждал, что вот-вот устроит в этом помещении серию музыкальных концертов и частных танцевальных вечеров, однако Харриет подозревала: ему настолько удобно хранить здесь в зимнее время соленую свинину и мешки с картофелем, что он навряд ли затеет нечто подобное. Однако красивые слухи о том, что прославленные музыканты вот-вот предпримут путешествие из Лондона в Хартсвуд ради увеселения здешних жителей, упорно ходили по округе, поскольку все были согласны: даже молва способна улучшить репутацию местности.

Майклс был исполином, начавшим свою жизнь на лондонских улицах, однако благодаря любви к лошадям, удаче и светлой голове к сорока годам он разбогател и стал владельцем процветающего дела. Никто не знал ни его имени, ни того, существовало ли оно вообще; дети, друзья и даже жена всегда обращались к нему по фамилии. Каждое утро его можно было застать в компании галдящего семейства — к собственным отпрыскам Майклса часто добавлялись кузены и племянники, якобы нуждавшиеся в щедрости и суровой любви хозяина; они читали газеты и пили его легкое пиво. Ходили слухи, будто к нему часто обращаются с просьбой выступить третейским судьей в городских спорах и что обычно он справедлив и до невероятности неподкупен. Некоторые местные жители опасались, что сквайр не одобрит подобного отношения к собственной судебной власти, однако Харриет давно поняла, что у Бриджеса и Майклса на сей счет существует особая договоренность.

Теперь, когда Майклс, протиснувшись сквозь толпу, обеспечил госпоже Уэстерман место неподалеку от стола, за которым сидели присяжные, Харриет радовалась его содействию. В помещении собралась львиная доля местных жителей, хотя провинциальная аристократия, похоже, посчитала это дело ниже своего достоинства или вовсе не слышала о нем, решила Харриет, оглядывая зал и понимая, что почти все лавки городка нынче вечером наверняка закрыты по желанию приказчиков, владельцев и покупателей. Пробравшись в зал вслед за госпожой Уэстерман, Краудер занял место у нее за спиной. Когда его узнали, несколько человек в толпе что-то пробормотали — впрочем, если анатом ожидал неприязненного отношения, он явно ошибался. Человек, в котором Краудер, как ему показалось, узнал отца своей служанки, что-то буркнул, и анатом вдруг понял, что ему принесли персональный стул и одарили далеко не враждебным кивком.

Он огляделся. В другом конце помещения (его обустройство немного напоминало церковь, где присяжные исполняли роль невесты, угол — роль жениха, а зрители, сидевшие или стоявшие на всем остальном пространстве, заменяли семейство и друзей) Краудер заметил Хью. Как обычно, Торнли выглядел несколько всклокоченным и нервным. Анатом обратил внимание на то, как он расположился: большая часть помещения была не видна ему из-за слепого правого глаза. Слева от него, откинувшись на спинку стула, сидел тот самый стройный человек, которого Краудер видел под галереей замка Торнли. Волосы его были очень темными, а черты лица — выраженными. Краудеру внешность этого человека показалась слишком утрированной, и он подумал, что женщины вряд ли считают его настоящим красавцем. Скулы мужчины располагались несколько выше, чем нужно, а подбородок слишком выпирал. Судя по всему, ему было тридцать с небольшим, примерно столько же, сколько господину Торнли, однако сохранился он значительно лучше. Брюнет напомнил анатому карикатурные портреты великих актеров, виденные им в «Иллюстрейтед ньюс». Даже Краудеру, человеку, умевшему сдерживать свои движения, мужчина, сидевший рядом с Хью, казался до странности смирным. Впрочем, его губы двигались — он говорил что-то своему спутнику, и, судя по наклону шеи, господин Торнли слушал его.