Дмитрий Федотов - Месть древнего бога

12 сентября 1734 года

…Третий день идем на стругах [10] Струг — длинная плоскодонная лодка на веслах, иногда под парусом, использовалась вплоть до XIX века в речной навигации. по Томе. Это воистину необычная река! Она берет свое начало в горах, но течение ее неспешно и раздумчиво, будто у какой равнинной реки в Московии.

Мой приятель и помощник Семен Торопчин все время торчит на носу, азартно вертит своей круглой лохматой головой и поминутно вскрикивает — от восхищения должно быть.

Да, тут есть чему любоваться. Природа сего края весьма отличная от российских пажитей, столь привычных глазу. Чувствуется какая-то первобытная могучесть и несокрушимость что в реке, что в деревах, произрастающих по обоим берегам Томы, да и в людях, которых зовут здесь шорцами.

Эти кузнецкие татары — премного интересный народ! Из истории края известно, что, когда на Тому пришли царевы люди с казаками остроги ставить, эти лесные, почти дикие насельники на поверку оказались не только искусными в охоте и прочих промыслах, но и знатными кузнецами, пользующими даже не медь, но рудное железо!..

Супротив им в тех же горах проживают некие телеуты, лицом и статью схожие с татарами, однако владеющие куда меньшим знанием и способные больше к грубому домашнему труду, скотоводству и звериному промыслу. Справедливости ради надобно отметить, что эти самые телеуты — искусные следопыты, понятливы и незлобивы…

На прошлой седмице, когда наша партия прибыла в Кузнецк, я был поражен не меньше уважаемых наших академиков. Городок расположен в излучине Томы на месте древнего торжища Сибирского ханства, сокрушенного воровским казаком Германом Тимофеевым, прозванным Ермаком. Против ожидания мы узрели не только большой торговый город, но и город ремесленный. Достаточно помянуть Кузнецкую слободу, что тянется вдоль южной окраины поселения аж на полверсты, и всё там — кузницы да плавильни основательные! И дело вершат там не одни люди русские, но больше местные, из татар.

Семен, правда, сказал на это, мол, просто учатся те татары быстро, но сами ничего сотворить не способны, а лишь ведомые и наставляемые мастерами нашими, российскими.

Однако ж академик Гмелин, услыхав подобные речи, немедля сделал строгое замечание Семену о невозбранности скороспелых выводов и поручил ему закупить топлива для речного похода.

А дело в том, что еще в Усть-Каменогорской крепости господа академики, Иван Георгиевич Гмелин и Герард Фридрихович Миллер, сговорились в целях наиполнейшего описания кузнецких и абаканских земель, разделить партию. Господин Миллер, по уверениям его секретаря, весьма не охоч был до водных пространств, и посему предпочел путешествие западным берегом Томы по торной дороге из Кузнецка до Томского острога. Иван же Георгиевич, человек молодой и подвижный, невзирая на природную полноту, с радостью согласился на речной поход. Сроку положили на сию кампанию аж до самого Покрова Пресвятой Богородицы. [11] Двунадесятый православный праздник, отмечается 1 октября.

В городе Кузнецке наша партия пребывала целых десять дней. Господин Миллер немедля по прибытии отправился к голове, коим здесь поставлен был добрый малый по фамилии Зверев, а по имени-отчеству — Артемий Онуфриевич.

Этот щедрый и отзывчивый человек сам предложил нам постой в лучшем трактире городка, в отдельных нумерах и с прислугою. Так что я, например, даже вспомнил далекий и уже подзабытый памятью Санкт-Питербурх и наше квартиранство при университете Академии…

Нас было поначалу всего-то двадцать восемь студиозусов, съехавшихся едва ли не со всей Европы в сей студеный, открытый ветрам и морю город, основанный великим царем и императором российским Петром Алексеевичем. Большинство студиозусов не знали русского языка, но паче чаяния профессора наши тоже были из немцев, [12] Имеется в виду, из иностранцев, поскольку вплоть до XIX века на Руси всех иностранцев независимо от национальности называли «немцами». хуже досталось как раз нам, россиянам. Все лекции и прочие занятия проводились на немецком либо голландском языке, посему пришлось приноравливаться к ним. Однако ж вскорости все стало на свои места, и спустя пару месяцев мы уже свободно болтали промеж собой по-немецки.

А заселили нас прямо во флигель университета, потому как здание бурсы стояло до сей поры недостроенным. Флигель был небольшой, и нам пришлось выбирать себе сожителей, ибо селиться требовалось по двое. Тогда-то я и сошелся с Семеном Торопчинцм. Мне сразу понравился этот большой, шумный, веселый и румяный парень. Он оказался большим умницей, особенно ему давались языки. Но Семен не кичился своими способностями, напротив, старался не выделяться особо среди соратников по учебной компании.