Андрей Воронин - Ведьма Черного озера

«Что ж, — думала она, перекладывая с места на место пухлые рукописные журналы в переплетах из телячьей кожи, — долг платежом красен. Никто не заставлял его болтать этот вздор о моем увлечении экономическими трактатами».

Это и впрямь был вздор: княжна начала всерьез увлекаться сочинениями английских экономов лишь нынешней весной, так что Вацлав Огинский никак не мог об этом знать. Это обстоятельство заставило всерьез задуматься о личности и побуждениях поручика Юсупова. Это вселило в княжну и некоторую надежду: если Юсупов лгал относительно их с Вацлавом отношений, то с таким же успехом он мог солгать и о смерти молодого Огинского.

Но Вацлав, живой или мертвый, был далеко. Юсупов же находился совсем рядом, на расстоянии удара, и княжна спешила разгадать его намерения. Именно для этого она копалась в пыльных журналах, содержавших в себе дневники старого князя Александра Николаевича: где-то там, насколько она помнила, содержалось описание богатейшей коллекции огнестрельного оружия, принадлежавшей покойному графу Лисицкому, погибшему при весьма таинственных обстоятельствах весной минувшего, 1812 года.

Княжна осадила взмыленную лошадь посреди широкого двора, заросшего травой и огороженного хлипким забором из серебристо-серых сосновых жердей. Прямо перед нею стоял крытый почерневшей дранкой дом, слепо таращивший на гостью узкие глазницы закопченных окошек. Цепной кобель, мастью и экстерьером напоминавший волка, приветствовал ее сиплым лаем и лязгом цепи. Под покосившимся крыльцом шумно возились и кудахтали испуганные куры.

На собачий лай вышел сутулый, неимоверно плечистый и косматый, как леший, мужик в распоясанной рубахе и без шапки. На ногах у него были французские кавалерийские сапоги, а коричневая мозолистая ручища сжимала старинное кремневое ружье, подаренное еще князем Александром Николаевичем. Как было доподлинно известно княжне, ружье это унесло жизни дюжины французских мародеров, не считая иного, не столь опасного зверья.

Увидев и узнав гостью, хозяин согнулся пополам в поклоне, после чего косолапо подбежал и придержал лошадь под уздцы, помогая княжне спешиться.

— Радость-то какая, — забубнил он дьяконским басом, — их сиятельство пожаловали! Пожалуйте в дом, ваше сиятельство. Я сейчас жену кликну, угостит она вас чем бог послал...

— Брось, брось, Пантелей, — с улыбкой сказала княжна. — Знаю ведь, ты сроду ни перед кем шапки не ломал, так и начинать не надобно. Помнишь ли, как следы читать меня учил? А стрелять? Бывало, такое говорил, что я до сей поры половины слов не понимаю.

— Не извольте гневаться, ваше сиятельство, — прогудел лесник Пантелей, пряча хитрую усмешку в косматых усах. — Это я сгоряча, бес попутал. Вам, ваше сиятельство, таких слов знать и не надобно, и повторять их вам ни к чему. Охотничья наука, она строгости требует, вот оно и того... этого... как его, лешего...

— Ну, будет, будет, — остановила его княжна, видя, что лесник совсем запутался. — Науку твою я помню, и тебя тоже век не забуду. Говорить ты не мастер, знаю, так этого мне от тебя и не надобно. Скажи лучше, как жена, здорова ли?

— Да все хворает, — вздохнул Пантелей. — Четвертый день не встает. Так лежмя и лежит. Видно, помирать ей пора настала...

— Что ж ты молчал, старый леший? — сердито прикрикнула княжна. — Уморить ее хочешь? Завтра же пришлю лекаря. Будешь делать все, как он скажет, а ослушаешься — велю выпороть. Медицина — она, как и твоя охота, строгости требует, и ослушания я не потерплю. Травами-то, небось, поил?

— Поил, — признался лесник.

— И не помогло?

— Не помогло. Должно было помочь, ваше сиятельство, а не помогло. Видно, и впрямь ее время пришло.

— Я тебе покажу время! Избавиться от нее хочешь? На девок молодых потянуло? Что, совсем плоха?

— Да не то чтобы совсем, а так... До завтра-то наверняка дотерпит. Премного вашему сиятельству благодарны. Не изволите ли в дом пройти?

— После, Пантелей. После непременно зайду, посмотрю, как там твоя Марфа. Я ведь к тебе по делу. Покажи-ка мне, любезный, свой зверинец. Я слышала, ты волка изловил?

— Точно так, ваше сиятельство, было дело. Изволите взглянуть?

— Затем и приехала. Веди.

Вслед за косолапо ступавшим лесником она прошла за дом, на зады — туда, где у крестьян обыкновенно располагаются огороды. Небольшой огородик имелся и у Пантелея. Однако находился он на изрядном удалении от дома, и, чтобы попасть туда, нужно было пройти мимо длинного ряда деревянных загонов и клеток, в которых лесник содержал подобранную в своих угодьях живность — оставшийся без родителей молодняк, подранков и тому подобное. Княжна никогда не спрашивала Пантелея, что он делает с подросшим молодняком, поскольку имела в этом отношении самые мрачные подозрения. Впрочем, она не осуждала лесника: в конце концов, жалеть несчастных козочек и зайчиков хорошо на сытый желудок, и особенно удобно предаваться такой жалости, когда упомянутых козочек и зайчиков убивает для тебя кто-то другой, а ты видишь их только у себя на столе и то в виде жаркого.