Евгений Сухов - Царское дело

– Вы ничего не докажете, – севшим голосом скорее прошипел, нежели произнес Александр. Даже в темноте было видно, что его трясет. От злобы, ненависти и еще чего-то такого, чему не доставало слов. – Мало ли зачем я пришел ночью в клинику? Свидетелей-то у вас нет…

– Как это нет? Есть свидетели! – раздалось от двери. – И даже двое…

Александр резко обернулся: на пороге палаты стоял начальник отделения сыскной полиции Лебедев, а из-за его плеча испуганно выглядывала сестра-нянечка. И даже в тусклом свете коридора было видно, как блестят от слез и возмущения ее глаза…

Кара опустил голову.

Все… Конец пути… Дальше, и правда, идти некуда…

– Поздравляю! – Председатель департамента уголовных дел судебной палаты статский советник Геннадий Никифорович Радченко с удовольствием пожал руку Ивану Федоровичу. – Блестящее завершение дела! Я уже написал рапорт о представлении вас к ордену Станислава Второй степени. Надеюсь, его превосходительство господин Завадский ничего не будет иметь против такого решения и даст рапорту ход.

– Я тоже надеюсь, – улыбнулся Воловцов. – Благодарю вас.

– А эта младшая дочь Алоизия Осиповича… Она что, действительно пошла на поправку? – спросил Радченко.

– К сожалению, нет, – ответил Иван Федорович. – Но мне кажется, что с ней не все так безнадежно…

– Дай бог, дай бог! Что ж, еще раз поздравляю вас, Иван Федорович. Надо полагать, суд вынесет этому ублюдку надлежащий вердикт…

– Смею надеяться, – произнес Воловцов, уже готовясь к тому, что ему будет поручено новое дело. У Радченко так не бывало, чтобы чиновник находился не у дел…

– Не забудьте, к пяти часам пополудни вас ждет господин Завадский.

– Я помню, Геннадий Никифорович, – ответил Воловцов.

– Что ж, не смею вас больше задерживать, – произнес председатель департамента уголовных дел. – Сейчас отдыхайте, выспитесь хорошенько, ну, а завтра… – Радченко посмотрел на напольные часы в своем кабинете, – жду вас часикам к десяти к себе. У меня к вам будет новое дело…

«Какое?» – хотел, было, спросить Иван Федорович, но промолчал. Придет завтра – и все узнает. А коли сегодня начальством велено отдыхать, стало быть, надо отдыхать…

Из судебной палаты Иван Федорович вышел в приподнятом настроении. Первопрестольная столица жила своей обычной жизнью: люди спешили по своим делам, улицы были заполнены колясками и экипажами, среди которых, явно выигрывая в скорости, сновали английские четырехколесные «ланчестеры», германские «мерседесы» и французские «рено», оставляя за собой гарь, от которой воротили морды извозчичьи лошади. Приказчики зазывали прохожих в свои магазины, нищие цеплялись за полы пальто прохожих, выпрашивая алтын или пятачок, Христа ради, гувернантки и мамки выгуливали господских чад, следя, чтоб они не выбегали на проезжую часть улицы. И никому не было дела ни до семейства Кара, ни до судебного следователя Воловцова, собственные заботы и надежды переполняли москвичей без малейшего остатка…

А осень уже крепко вступила в свои права. В парках и садах дорожки все более и более засыпались желтыми и красноватыми листьями, прибавляя дворникам работу. По утрам было уже свежо, а в иной вечер без пальто или плаща и нечего было думать, чтобы выйти на улицу.

Несмотря на бессонную ночь, спать не хотелось. К тому же приподнятое настроение духа бодрило: порученное дело раскрыто, доведено до конца, а преступник – обличен. Было такое чувство, будто болезнь, мучавшая Ивана Воловцова на протяжении многих дней, вдруг нежданно отступила, и жизнь заиграла иными красками – живыми, яркими и радостными…

– Рад. Весьма рад, что не ошибся в вас, поручая вам это непростое дело… – Владимир Александрович Завадский старался не встречаться с Воловцовым взглядом. Ему было неловко за распеканцию, устроенную судебному следователю неделю назад. – Прошу извинить меня, что в последнюю нашу встречу был с вами довольно резок и, наверное, несправедлив к вам. Но кто бы мог подумать, что сын может хладнокровно убить заранее приготовленным колуном мать и сестру и покушаться на жизнь своей младшей сестры, еще совсем ребенка?! И из-за чего, главное? Из-за какой-то, прости Господи, бабьей юбки! В какую пропасть мы катимся?

Задав риторический вопрос, Завадский замолчал, видно, ожидая каких-то слов от Воловцова. И тот ответил именно так, как от него ждали. Мол, он, конечно, все понимает и ничуть не держит зла на его превосходительство, поскольку, во-первых, и права такого не имеет, а во-вторых, и сам, дескать, поначалу не мог поверить, что такое возможно со стороны Александра Кара. Но потом-де появились некоторые сомнения, которые не давали ему покоя, а затем и убежденность в его виновности. Надлежало только изобличить преступника, что было крайне затруднительно, но все же удалось. При непосредственной помощи начальника сыскного отделения господина Лебедева, участие которого в этом деле он, судебный следователь Воловцов, просит также отметить…