Евгений Сухов - Царское дело

– Мутный он какой-то, – после некоторого раздумья произнес Гаврилов, слегка поморщившись. – Вроде бы веселый, девок любит, разговорчивый, а что-то в нем есть такое… внутри… Как вам и сказать-то, не знаю… Вот, к примеру, говорит он с вами, а думает всегда о чем-то своем, а совсем не о том, что говорит… Нет, больше ничего не могу сказать. Одно слово: чужая душа – потемки.

– Известное дело, что потемки, – согласился Иван Федорович, еще совсем недавно думающий про чужие души именно так, как этот крестьянин Гаврилов. Вот и про Ивана он думал, что у него черная душа. Ан нет, вроде не черная. Ну, или – не совсем… Белые пятна проступили. А может, все-таки серые? – А вот ты насчет девок обмолвился. Это ты его невесту Смирнову имел в виду?

– А у него уже новая невеста есть? – удивился Иван. – Не ведал…

Услышав про новую невесту, Воловцов насторожился…

– Есть… – Он чуть помолчал, поглядывая исподлобья на допрашиваемого. – Верно, и помолвка у них уже была… Так кого ты конкретно имел в виду, Иван Степанович, говоря, что Александр Кара девок любит? – перешел на «ты» судебный следователь. – И что значит – новая невеста ? Что, была и невеста старая?

– А есть тут одна. Наспротив их живет, в доме профессора Прибыткова. Горничной у него служит…

– Это ты Пашу Жабину имеешь в виду? – поднял брови Воловцов.

– Ее. Что, уже знаете про нее? Бойкая деваха…

– Похоже на то, – согласился Иван Федорович и опять что-то черкнул в своей памятной книжке.

– Он ведь ейным женихом считался, – неожиданно добавил Гаврилов. – В дом прибытковский ходил на правах жениха. Покуда, верно, новую девицу себе не нашел, Смирнову эту…

– Вот как? А в следственном деле ничего про Пашу нет.

– А Паша здесь и ни при чем. И вообще, это к тому делу об убиении жены и дочери господина Кары никакого отношения не имеет, – твердо заявил Иван.

– Как знать, – в задумчивости протянул Воловцов. – Как знать…

Они помолчали. Каждый о своем.

– Ну что, у вас всё ко мне? Закончились вопросы? – снова явно насмешливо спросил Гаврилов.

– Пожалуй, да.

– И я могу идти?

– Можешь. – Иван Федорович посмотрел в глаза Гаврилову и добавил: – И спасибо тебе, Иван Степанович.

– За что же это? – удивился парень.

– За откровенный разговор, – ответил судебный следователь.

– «Из откровенности выходит только ложь», – процитировал Иван. – Будьте здоровы, господин следователь.

– Я не понял… – поднялся со стула Воловцов. – Ты что, все мне наврал, что ли?

– Как можно, господин следователь… – криво усмехнулся Гаврилов. – Я что, враг сам себе?

– А что тогда значат твои слова: «Из откровенности выходит только ложь» ? – опять свел брови к переносице судебный следователь по наиважнейшим делам.

– Это стихи… Когда-то слышал…

Строчка из стихов, процитированная Иваном Гавриловым, поставила Воловцова в тупик.

Ох, не прост этот угрюмый парень. Похоже, что списывать его из числа подозреваемых пока рановато. Правильно, что начальник московского отделения сыскной полиции Лебедев оставил его в подозрении. И что у этого Гаврилова на душе – не разглядеть и при свете стосвечовой люстры.

Вот какие нынче пошли крестьяне: знают про «вновь открывшиеся обстоятельства», стихи цитируют… Ишь ты!

«Из откровенности выходит только ложь…»

Собственно, про Александра Кару Воловцов спросил, сам того не ведая. Просто сорвалась с языка мысль, которая только что посетила его и не успела оформиться в какой-то конкретный образ. А выдавать себя затаенными мыслями следователю по наиважнейшим делам не следует…

С другой стороны, Иван Федорович понял, что прилетела эта мысль в его голову вовсе не случайно, поскольку ничего случайного на свете нет и быть не может.

Конечно, на убийцу Александр Кара не похож… Как это – разбить головы матери и двум своим сестрам колуном, коим колют дрова? Для этого надобно быть не в своем уме или в крайней ажитации, чего, судя по протоколам допросов, у Александра никогда не наблюдалось.

Душевно Александр Кара здоров. Он ведь не дворник Нурмухаметов с помутившимся рассудком, в конце концов. И мотива у него для убийства родных не имеется. Какой может быть мотив для убийства родной матери или своей малолетней сестры у здравого умом человека? Конечно – никакого. Поэтому допрос молодого человека Иван Федорович решил отложить на потом. Незачем дергать его напоминанием о страшной трагедии в семье. И обитателей дома Стрельцовой он оставил на потом. А вот горничная Паша его сильно заинтересовала. К тому же непременно следует допросить и профессора Прибыткова, который пришел в квартиру Кары буквально через несколько минут после разыгравшейся трагедии…