Роберт ван Гулик - Пейзаж с ивами

Судья, улыбаясь, укрыл промасленной бумагой мокрые туфли. Теплая волна гордости смыла всю его усталость и тревогу – огромной гордости за людей, служить которым ему выпала честь. Три бесконечно долгие недели они ютились в своих жалких хибарах – полуголодные и скованные тупым страхом перед неумолимым, невидимым врагом. Однако при первых же признаках перемен к лучшему они вышли на улицы – не сломленные, мужественные люди, полные оптимизма и готовые торговаться из-за нескольких медных монет, необходимых, чтобы купить скромную миску риса.

Прибыв во дворец, судья милостиво отвечал на радостные приветствия всех служащих, кого встречал на пути на четвертый этаж.

Прежде всего он поспешил выйти на мраморный балкон. Стоя у ограды, судья сквозь пелену дождя наблюдал, как в городе зажигается все больше и больше огней. И вдруг до него донесся низкий голос большого бронзового гонга буддийского храма. Монахи начинали возносить благодарственные молитвы.

Судья вернулся в комнату, снял тяжелое церемониальное облачение, а высокую шапочку с крылышками заменил маленькой и скромной. В простом домашнем халате он сел за письменный стол, растер тушь и, взяв кисточку, набросал послание старшей жене в том чопорном, суховатом стиле, что надлежало соблюдать в переписке между мужем и женой.

«Занятость государственными делами помешала твоему господину написать тебе раньше. Однако ныне милостью Неба пошел дождь, и это означает конец Черной Смерти и чрезвычайного положения. Полагаю, в самом скором времени смогу позволить вам вернуться в город. Здесь имели место некоторые непредвиденные события, однако в основном благодаря неустанному усердию трех моих помощников мы исполнили свои долг, сохранив порядок. Посылаю слова привета второй и третей женам, а также детям».

Поставив печать, судья откинулся в кресле. С любовью вспоминая о своих женах и детях, он подумал, что следовало бы сделать приписку, добавив несколько строчек более личного характера. Под стук дождя он стал подыскивать нужные слова и незаметно задремал.

Судья Ди проснулся, когда вошли три его усталых и промокших помощника. Tao Гань протянул ему свиток. Предложив всем сесть, судья проглядел отчет, написанный мелким, аккуратным почерком Tao Ганя. Ху был казнен на площади у общего погребального костра. Когда палач обнажил ему шею, приговоренный бросил долгий взгляд на шипящие под дождем дрова. «Мы уходим вместе», – сказал Ху, и это были его последние слова.

Tao Гань вынул из рукава кольцо с сапфиром.

– Эту вещицу сняли с тела казненного. Полагаю, ее надлежит присовокупить к наследству господина Мэя.

– Да. Приготовь большой чайник крепкого чая, Tao Гань.

Начальник канцелярии принялся священнодействовать у чайного столика, а Чао Тай, сняв шлем, обратился к судье:

– Ведя Ху на казнь, мой господин, я полюбопытствовал, зачем все-таки он убил И. Ху озадаченно посмотрел на меня и бросил всего одну фразу: «И был жестоким демоном и получил по заслугам». Не добавить ли это признание вины в отчет, мой господин? Просто для полноты картины.

Судья покачал головой.

– Нет, это не было признанием вины, – спокойно возразил он, – поскольку Ху не убивал И. – И, поглядев на изумленные лица своих помощников, он стал объяснять: – Ху не мог знать, что в тот вечер Коралл была у И. Разве она не сказала нам, что бамбуковые занавески были опущены? Даже если допустить, что Ху наблюдал за домом И через канал, он не мог видеть того, что там происходит. И было бы неразумно предполагать, будто он переплыл канал и влез на балкон только для того, чтобы подглядывать за И именно в тот момент, когда последний задумал убить Коралл. Нет, друзья мои, слишком много получилось бы совпадений! Кроме того, Ху при всей своей силе был приземист, тогда как И – выше среднего роста. А удар нанесли сверху. Следовательно, это сделал человек не менее рослый, чем И.

– Но Коралл говорила нам, что видела тень Ху за бамбуковой занавеской, мой господин! – воскликнул Tao Гань.

– Так ей показалось, – промолвил судья Ди. – Девушка подумала о Ху, потому что И заставил ее стоять на скамье обнаженной. Но на этот раз изверг поступил так только ради удовольствия но злорадствовать над смущением жертвы, а не для того, чтобы подразвить Ху. Ведь свеча была всего одна, а бамбуковые занавески опущены. А перепуганная Коралл не поняла этого. Увидев какую-то большую тень, она, естественно, предположила, что это Ху.

– Но тогда кто убил И? – взорвался Ма Жун.