Роберт ван Гулик - Пейзаж с ивами

Судья Ди кивнул.

– Оставьте здесь двух стражников, – приказал он. – А с вами, доктор Лю, я хотел бы еще побеседовать. Пойдемте в более удобное место. Вы, Ма Жун и Чао Тай, можете идти и позаботиться о моем поручении. Тебе, Tao Гань, лучше вернуться во дворец и подготовить бумаги для встречи со старостами. Я присоединюсь к тебе, как только выясню все вопросы с доктором.

В углу соседнего покоя судья увидел чайный столик. Смахнув краем рукава пыль со стула, он сел и, предложив доктору Лю устроиться рядом, вежливо начал:

– Меня поразили ваши рассуждения о самоубийстве госпожи И, доктор. Что побудило ее уйти из жизни, как вы полагаете?

Доктор Лю не мог скрыть облегчение, поскольку явно ожидал страшного допроса с пристрастием. Он важно погладил бороденку:

– Не всегда легко, мой господин, восстановить ход мыслей человека умершего. Но, коль скоро я постоянно лечил госпожу И, полагаю, мне удастся подойти достаточно близко к истине. Конечно, о покойниках плохо не говорят, но мой долг – поставить вас в известность, что господин И был очень неприятным и жестоким человеком, обуреваемым самыми извращенными страстями, а потому вел крайне беспорядочную, распутную жизнь. Госпожа И любила мужа и глубоко страдала, видя, как он опускается все ниже и ниже. Она пыталась бежать от своего горя, внушая себе, что он на редкость хороший человек, и через какое-то время искренне поверила в этот далекий от действительности образ. Тем самым воображение дало необходимый отдых опасно пошатнувшемуся рассудку. Но, когда госпожа И услышала, что ее супруг убит, искусственный образ вдруг исчез, и несчастная в полной мере осознала, как глубоко заблуждалась. Это жестокое потрясение она и не смогла перенести, мой господин.

Судья Ди медленно кивнул. Лю был не лишен проницательности и умел точно выражать свои мысли, поэтому с ним следовало вести себя осторожно.

– Вы превосходно разбираетесь в людях. Позвольте мне узнать ваше мнение и еще об одном деле, на сей раз не медицинском. Как лекарь вы, естественно, слышите много такого, что люди, особенно из так называемой «старой знати», никогда не рассказывают посторонним. Недавно до моего сведения довели, что прошлое госпожи Мэй окутано тайной. А служащие моей канцелярии не любят тайн, когда им надо составлять официальные документы, связанные с наследованием. Может быть, вы рассеете наши сомнения?

Вопрос явно ошеломил Лю, но, встретив упорный и пристальный взгляд судьи, он вяло улыбнулся:

– Упомянутая вами тайна, мой господин, соблюдалась сознательно. Я вам ее открою, но лишь уповая, что это останется между нами. Я оказался в курсе дела… как домашний лекарь.

– Вы имеете в виду то, что госпожа Мэй работала на цветочной лодке?

– О нет, мой господин! Окружая себя излишней таинственностью, мы создаем лишние неприятности, и всегда найдутся безответственные лгуны, готовые распространять всякую чушь! Нет, мой господин, госпожа Мэй никогда не была доступной женщиной. Напротив, она происходит из очень знатной семьи «старожилов».

– Так зачем из этого делать тайну?

– Дело в том, мой господин, что эта семья исконно враждовала с кланом Мэй. Отец девушки всеми силами противился этому браку. Но, несмотря на то что господин Мэй был вдвое старше, она оценила его выдающиеся достоинства и упорно добивалась своего, а когда отец заупрямился, просто сбежала к Мэю, своему избраннику. Вскоре они тайно поженились. Замечательная женщина, мой господин! Ее отец пришел в неописуемую ярость и, не в силах ничего изменить, переехал куда-то на юг. Вот и все, мой господин.

– Изумительная пища для пересудов! Прекрасно, я передам своим людям, что все в порядке. И последнее: не могли бы вы предложить хоть какие-то меры, чтобы свести к минимуму риск распространения болезни, доктор?

Лю пустился в пространные объяснения, которые судья внимательно выслушал. При всей слабости его нравственных устоев этот человек, безусловно, был хорошим лекарем.

Судья Ди тепло поблагодарил за помощь, и доктор Лю проводил его к воротам, где давно ждал паланкин.

Ма Жун с Чао Таем угрюмо взирали на двух монахов-даосов, но те лишь низко кланялись, касаясь пола длинными рукавами желтых одеяний. Все четверо стояли у подножия широкой каменной лестницы, ведущей к высокой башне даосского храма.

На улице появились два уборщика в капюшонах. Один из них приподнял край черного плаща и хрипло прокаркал:

– Наши амулеты продаются получше ваших молитв, жалкие притворы!