Сергей Фадеев - Алый цвет зари...

В тот вечер старательный Иоханес засиделся за работой допоздна. Уже темнело. Когда колокол Храма Богоматери Монт-Карнельской пробил семь раз, он потянулся, разминая затекшие мышцы, поднялся из-за рабочего стола и зажег светильник. Он понял, что голоден — с утра во рту не было маковой росинки, и решил поужинать. Питался он по вечерам скромно, частенько обходясь на ужин парой кусков хлеба с сыром, которые запивал молоком. И лишь изредка позволял себе кусок мяса с картошкой и бокал вина.

Он доедал второй ломоть, когда в дверь громко постучали. Иоханес удивился — он никого не ждал в столь поздний час. Подняв щеколду, он приоткрыл дверь и увидел на пороге молодого человека в темно-сером плаще с капюшоном, надвинутым на самые глаза.

— Чем обязан? — спросил он не слишком любезно, но все же распахнул дверь пошире, жестом пригласив нежданного гостя войти.

— Умоляю! — неожиданно прозвучал в ответ мелодичный и звонкий голос. — Это вопрос жизни или… смерти!

Иоханес понял, что к нему пожаловала женщина. Сердце его почему-то внезапно сжалось и учащенно забилось в странном тягостном волнении. Он ощутил непонятную, но чрезвычайно приятную слабость. Девушка прошла в комнату и откинула капюшон. Тонкие правильные черты прелестного личика и слезы, стоящие в красивых зеленоватых глазах неожиданной гостьи, вдруг вызвали в Иоханесе прилив нежности и непреодолимое желание ласкать девушку и обладать ею. Иоханес с трудом взял себя в руки.

— Сударыня, — хрипло произнес он, — я весь во внимании.

— Умоляю, помогите! Мне нужно, чтобы вы изготовили для меня дубликат вот этого драгоценного камня! — выпалила девушка, залившись краской и поспешно достав из серого замшевого футляра большой красный камень.

Рубин был ступенчатой огранки. «Никак не меньше двадцати каратов, очевидно, венецианской работы, редкой красоты и размеров», — подумал Иоханес, разглядывая камень, словно завороженный. На несколько мгновений он даже забыл о прекрасной незнакомке.

Наконец, справившись с собой, он взглянул в лицо гостье и проговорил:

— Помилуйте, сударыня, такими делами я не занимаюсь, это запрещено законом! — Но потом, не удержавшись, спросил: — Откуда он у вас?

Мадлен, собравшись с духом, поведала огранщику свою историю. Ей приходилось рисковать. Иного пути у нее не было. Правда, действовала она все же не наобум, навела кое-какие справки об Иоханесе, знала, что он одинок, не имеет друзей и общается только с заказчиками, да еще в гильдию изредка заглядывает. Она решила довериться именно ему.

«Не станет такой человек на меня доносить», — размышляла девушка. К тому же она принимала в расчет и свои женские чары. Она давно заметила, как на нее реагируют мужчины, как подолгу смотрят вслед, словно облизываясь в предвкушении неземного удовольствия.

— Я хорошо заплачу, — тихо, но уверенно произнесла Мадлен.

Глядя на юную гостью, Иоханес думал совсем не о деньгах. Его, конечно, тронула искренность девушки, но дело было совсем в другом. Какая-то непреодолимая сила влекла его к ней. Что-то новое, прежде неизведанное проснулось в его душе. Молодой мужчина не знал женщин и прежде никогда не испытывал к ним плотского влечения. И весь его житейский опыт в этой области сводился к общению с одной не очень-то привлекательной и немолодой шлюхой в годы учебы у Крассона. Свершенное с ней суетливое и не слишком удачное совокупление не пришлось ему по вкусу. И он решил впредь не тратить на подобные «развлечения» ни денег, ни времени.

Не отрывая взгляда от прекрасного лица незнакомки, Иоханес смущенно, каким-то не своим, жестяным голосом проговорил:

— Я согласен. — И, помолчав несколько секунд, также вымученно и совершенно неожиданно для себя вдруг добавил: — Но только ради вас.

Девушка слегка покраснела, мысленно похвалив себя за верный расчет и правильно продуманный план. Да и какой женщине не приятно услышать подобные слова: «Только ради вас»?!

На том они в тот вечер и расстались.

«Хорошо, что мы живем в просвещенном семнадцатом столетии в славном городе Антверпене, — размышлял ночью Иоханес, ворочаясь на своем ставшем почему-то неудобным ложе, — в прошлом веке в Венеции мне бы за подделку руку могли отрубить».

Но стоило ему на мгновение представить лицо прелестной заказчицы, как он забывал обо всем, мысленно представляя, как будет раздевать ее, целовать ее небольшие упругие груди, ласкать твердеющие соски, которые представлялись ему почему-то пурпурными рубинами. В ту ночь он почти не сомкнул глаз, только временами проваливался в сон, в котором причудливо переплетались явь и его фантазии. Плотское возбуждение никак не отпускало Иоханеса.