Иван Любенко - Черная магнолия

— Константин Юрьевич, — сквозь зубы процедил Мяличкин.

— Разрешите напомнить, меня зовут Ярополком Святославовичем. Я только что собирался поужинать, но, признаться, нахожусь в некотором затруднении — в меню сплошь и рядом названия кавказской кухни. А я в них не силен и потому, пользуясь присутствием Клима Пантелеевича, предоставлю ему право выбора. Позвольте на этот раз я угощу вас.

— Хорошо, — пожал плечами Ардашев и взял меню. — Давайте закажем несколько больших порций разных блюд, и каждый отведает всего понемногу. Не возражаете?

Сорокопятов, Нижегородцев и Мяличкин согласно кивнули. Рядом вырос официант.

— Чего изволите?

— Почки на вертеле под гранатовым соусом, язык на углях и шашлык из сушеной баранины, а также балкарский сыр, лаваш, зелень, соус нуры-цахтон, маринованный терен и пару бутылочек Мукузани. — Присяжный поверенный окинул взглядом присутствующих, как бы советуясь с ними. — Мне думается, что это вино особенно подойдет. Оно довольно долго выдерживается в дубовых бочках, благодаря чему приобретает мягкий привкус дуба и ягод. А учитывая заказанные мною блюда, оно придаст мясу новые, несколько неожиданные оттенки. Опять же и терен будет очень к месту. Вы не возражаете, господа?

— Поддерживаем, Клим Пантелеевич, всей душой, — ответил за всех литератор.

— Больше ничего-с? — осведомился лакей.

— Пожалуй. Но скажи мне, любезный, на углях какого дерева вы готовите?

— Третьего дня целый воз дубовых дров завезли.

— Будем считать, что успокоил, — улыбнулся Ардашев. — Только смотрите, почки не пережарьте, а то знаю я вас!

— Не извольте беспокоиться.

Лакей удалился.

— Позвольте полюбопытствовать, Клим Пантелеевич, а не все ли равно, на каких древесных углях жарить мясо? — поинтересовался писатель.

— Что вы, Ярополк Святославович, это очень важно! Допустим, ольха — она хороша для семги, индейки и курицы; вишня — для баранины, утки, гуся, перепела и фазана; яблоня — для курицы, свинины, говядины, дичи; клен — для курицы и всех видов мяса, включая свинину; только виноградная лоза и дуб подходят практически для всего. Не забывайте, что при горении выделяются древесные смолы, и они не всегда гармонируют с теми или иными продуктами. Однако и тут есть свои секреты. Допустим, мне очень нравится привкус черной смородины. Согласитесь, найти необходимое количество сухих веток для жарки очень трудно. Но я придумал выход — с помощью ниток я обвязываю уже нанизанные кусочки мяса листьями этого кустарника. Они, конечно, сгорают, но успевают передать мясу свой неповторимый аромат.

— ХитроМЃ, ничего не скажешь, — согласился сочинитель и невольно поднял глаза на Мяличкина, который все время сверлил литератора суровым взглядом.

В этот момент с подносами подоспели два официанта, и свободного пространства на столе не осталось.

— Да, — задумчиво проронил доктор, — как говаривали в старину, нажористо.

— Желаю вкусно откушать. Приятного аппетита-с… — разлив вино, прислужник поклонился и удалился.

— Предлагаю тост, господа, — капитан поднял бокал. — За скорое разоблачение вражеского лазутчика!

Нижегородцев натянул на лицо вымученную улыбку. Присяжный поверенный остался непроницаем.

— Так поддадим негоднику, что мало не покажется! — весело пробалагурил Сорокопятов. Сделав пару глотков, он добавил: — А прошлый раз, как я понимаю, вы, господин капитан, ошиблись, назвав доктора английским шпионом, верно?

— Я сделал это намеренно, чтобы затем разоблачить вас как немецкого агента.

— Меня? — писатель округлил от удивления глаза.

— Именно.

— Надо же! А я-то здесь при чем? — Он повернулся к Ардашеву. — Клим Пантелеевич, ну хоть вы объясните господину капитану, что он заблуждается.

— Не забывайте о еде, господа, — накладывая жаренные почки, порекомендовал адвокат. — Действительно, господин капитан не прав, и я уже один раз об этом ему говорил: никакой вы не немецкий агент…

— Вот-вот, послушайте умного человека! — закивал Сорокопятов и погрозил капитану пальцем.

— Вы — австро-венгерский резидент, ну, я подозреваю, где-то в чине полковника.

— Послушайте, вы меня разыгрываете?

— Вовсе нет! — сурово выговорил Нижегородцев. — Вы подлый и бессовестный человек! Воспользовавшись моей доверчивостью, вызнали у меня все обстоятельства расследования убийства полковника Левицкого!

— Ну уж нет! С меня хватит! — литератор выдернул из воротника салфетку и, покраснев, попытался встать, но рука Мяличкина резко опустилась ему на плечо.