Платья были разных размеров, потому что Бочкарев не знал, какой размер она носит. Сейчас он признался ей в этом, и Тоня громко хохотала, надевая то одно, то другое.
— Ничего, это можно перешить, — утешала она мужа, глядя на себя в зеркало. — А это мы кому-нибудь подарим... Неужели ты думал, что я такая маленькая?
После общежития, тесной, однако ж уютной комнаты, в которой она жила вместе с тремя подругами, новая квартира показалась ей невероятно большой, а мебель старомодной — двухтумбовый буфет, кожаный диван с валиками по бокам, платяной двухстворчатый шкаф, а в спальне металлическая кровать с сеткой и четырьмя никелированными шарами по углам.
— Мебель, правда, не модерн, но удобная, прочная, — сказал Бочкарев, словно оправдываясь перед Тоней.
— Ничего, мы тут повесим несколько картин и сразу станет уютно.
— Да, завтра сходим в комиссионный и купим... — Бочкарев рассмеялся, думая, что Тоня шутит. — Или в выставочный зал...
— У вас есть на заставе художник, Гоберидзе. Я его попрошу, и он нарисует.
Бочкарев улыбнулся.
— Ты, я вижу, уже полностью в курсе всех дел.
— А ты как думал!
С непривычки Тоню поражал здешний, совершенно не похожий на обычный, уклад жизни, рассчитанной по часам и минутам. Казался странным порядок, когда солдаты без конца козыряли при встрече с ее Васей, просили у него разрешения обратиться к старшине или к младшему лейтенанту, и даже останавливались и спрашивали, могут ли они пройти мимо Бочкарева.
— Зачем это, Вася? — наивно поинтересовалась она.
Он пожал плечами.
— Дисциплина, Тонечка... Устав.... Тот, кто не соблюдает дисциплины в малом, может нарушить ее и в большом.
В канцелярии она увидела завешенную материей карту охраняемого заставой участка и поинтересовалась, можно ли на нее взглянуть или же это секрет. Бочкарев ответил, что секрет, но ей он покажет: потянул за шнур, и Тоня увидела красивую карту с небесно-голубой водой, зелеными пятнами леса и извилистой линией берега.
— Вот в этом месте, — показал Бочкарев, — вы спустились к океану... Тут вас увидел Иван Кудринский... А здесь пещера, где вы спасались...
— И где ты стукнулся головой о скалу.
На карте все выглядело мирно, уютно, и даже не верилось, что была та страшная ночь и происходили события, едва не стоившие обоим жизни.
— Скажи, пожалуйста, Вася, а мой приезд мы как-нибудь отметим? — спросила Тоня.
Бочкарев оживился.
— Конечно! Устроим пир на весь мир!.. Хотя на заставах обычно пиры не устраивают.
— И геологов пригласим?
— Обязательно, Тонечка. Если б не Кудринский, тебя тут не было. — Он невесело улыбнулся. — И твоей Анны Михайловны! Тоже мне «опытный геолог»!
О приливах забыла...
— Я тоже забыла о приливах.
— Ты не геолог, а преподаватель французского языка, — наставительно заметил Бочкарев, и по тому, как тихонько вздохнула Тоня, понял, что брякнул глупость. Какой она здесь преподаватель? Домохозяйка, жена начальника заставы, и все тут — не больше...
Еще в тот первый день, когда он только очнулся после беспамятства, Тоня показала ему свой новенький диплом — темно-синюю книжицу с серебряным тиснением и вложенным внутрь листом, на котором были написаны все экзаменационные отметки — «отлично», «отлично», «хорошо», еще «отлично»...
— Ишь ты, как здорово училась! — сказал Бочкарев, искренне радуясь ее успехам.
— А какой толк, Вася? — грустно спросила она.
Он промолчал и решил, что постарается больше не напоминать Тоне об институте, о ее высшем образовании...
— Только надо поскорей пир устраивать, а то они уедут, — сказала Тоня.
— Это верно... Давай на следующее воскресенье?
— Хорошо. Как раз не рабочий день.
— На заставе, Тонечка, выходные и праздники соблюдаются не так уж строго, — осторожно заметил Бочкарев.
Пользуясь свободным временем, он повел Тоню гулять на берег океана, чтобы показать морских звезд и морских ежей, которых она так и не увидела во время той своей роковой прогулки. Погода немного выровнялась, камчатское метео пообещало на сегодня лишь кратковременные дожди и прояснение; на самом же деле светило теплое солнце на безоблачном небе, и океан не бушевал, как тогда, а лишь лениво дышал, успокаиваясь после недавних волнений.
— Смотри и запоминай, — сказал Бочкарев Тоне. — В километре от нас на юг есть лестница, «Полтораста ступенек» пограничники ее называют. По другую сторону наверх можно подняться по ручью, это километрах в четырех от заставы. А вот там, где ты со своей геологиней ходила, практически подъема нет. Туда и наряд направляем только во время отлива... И вообще., одна, пожалуйста, далеко не ходи. Я буду очень беспокоиться.
Читать дальше