Далия Трускиновская - Рецепт на тот свет

— Что-то нужно предпринять, — сказал Брискорн. — Парнишки болтаются по Цитадели без дела, шалят. Второе окно за неделю в казарме выбили снежками. Господину Дивову не до них. А поскольку вы, Крылов, им протежируете, то придумайте что-нибудь более разумное, чем нанимать им в менторы полупьяных инвалидов.

Маликульмульк только руками развел.

В сущности, следовало поблагодарить Брискорна за то, что явился в Рижский замок и рассказал о проказах маленьких Дивовых. А чего и ожидать от мальчишек, которые все лето и осень прожили почти на улице, пока в старый домишко на Родниковой улице не явился начальник генерал-губернаторской канцелярии господин Крылов?

— Я пойду к ним, поговорю с Петром Михайловичем, — сказал он. — Более проказ не будет.

— Так и я уж говорил с Петром Михайловичем. Старик теперь, как бы этак выразиться… — Брискорн вздохнул и развел руками.

Отставной бригадир Дивов, вернувшийся на службу, потому что иначе впору было вставать на соборной паперти с протянутой рукой, в минувшем году испытал немало. Единственный оставшийся в живых сын связался с шулерами, проиграл все имущество семьи; напоследок впутался в темную историю и был убит; жена его Анна, обманутая мошенниками, ушла из дома; внуки, Саша и Митя, отбились от рук. Старик был норовистый, не умел делать послаблений ни себе, ни другим, и после побега невестки впал в жестокую хандру. Служебные обязанности исполнял прилежно — а все прочее, кроме способности служить, в нем словно умерло. И Маликульмульк это видел — да только не понимал, как тут помочь.

Брискорн, не знавший подробностей семейной жизни Дивова, полагал, будто Петр Михайлович уж малость не в своем уме. Спорить с ним было нелепо — а кто из нас, грешных, в своем уме? У каждого какая-нибудь блажь сыщется.

Маликульмульк посмотрел на карманные часы — было около четырех. Канцелярские чиновники уже разошлись по домам, до вечернего собрания в голицынской гостиной времени оставалось немало — отчего бы не прогуляться в Цитадель?

— Вы сейчас куда направляетесь? — спросил он Брискорна.

— Поеду в Московское предместье, в Гостиный двор, в книжные лавки. Я тут совсем онемечился — все Шиллер, да Клопшток, да Гёте. Куплю хоть русских журналов.

Присоединяться не предложил, помнит недавнюю обиду… Хотя торжественно мирились в кабинете князя Голицына, однако прежнего приятельства, кажется, не вернуть. Многое может приказать лифляндский генерал-губернатор: вот по его приказу рижская полиция, придя на готовенькое, раскрыла дело о похищении драгоценной скрипки работы Гварнери дель Джезу, даже докопалась, куда делись деньги, уплаченные за нее коллекционером редкостей фон Либгардом, а заодно и другие деньги — заработанные маленьким скрипачом Никколо Манчини. А вот приказать заново подружиться не может. И что за судьба такая у философа — теряет друзей, как щеголиха — ленточки и бантики…

Брискорн, решив, что долг выполнен, откланялся и вышел из канцелярии. Маликульмульк сел за стол и примостил округлый, уже двойной подбородок на широкую ладонь — как девица в окошечке, что высматривает на улице кавалеров. Брискорн прав — хороших учителей Дивову не нанять, а отставные унтер-офицеры, доживающие век при Цитадели, да дьячки Петропавловского собора занимаются бойкими парнишками постольку-поскольку. Двадцать лет назад такое обучение было делом обыкновенным, и воспоминания детства оказали Маликульмульку плохую услугу — он решил, что и в девятнадцатом веке можно учиться столь же необременительно. А о том не подумал, что у мальчиков нет богатой родни, дед им не опора, дорогу в жизни придется прокладывать самим, вся надежда — на собственную голову…

Он немного затосковал оттого, что Брискорн не позвал с собой в Гостиный двор. Вот сейчас Александр Максимович медленно выезжает с Большой Замковой на Сарайную, там извозчик уже хлестнет лошадку и пустит ее рысью, потом будет очень удобный и плавный поворот на Конюшенную… потом налево — на Господскую, еще налево — на Карловскую… направо — к Карловским воротам, и вот Брискорн уже пересекает замерзший ров, по которому носятся на коньках дети…

Он минует полосу эспланады, въезжает в Московскую улицу, катит мимо новеньких амбаров, сворачивает налево, к Гостиному двору, но там, как всегда, полно саней, и орман проезжает чуть подальше, к Благовещенской церкви… Вот! Вот то, что требуется!