Сергей Лавров: Мултанское жертвоприношение

— Кто это, Константин Афанасьевич? — тотчас оживилась мадам Шевырева, заиграв глазами, поправляя прическу и легкую вуаль в три четверти. — Вон тот господин, что вошел в вагон первого класса?!

— Это известный адвокат наш, Николай Платонович Карабчевский, — сказал полковник. — Давний мой оппонент в суде. Я злодеев за жалованье ловлю, а он их от виселицы за большие деньги спасает.

— Мне в редакции сказали, что он согласился бесплатно защищать этих вотяков! — сказал Петька, который, оказывается, все вокруг прекрасно слышал и видел. — Ох, и охоч до рекламы! Наш главный обещал, что даст его заключительную речь без купюр, сколько бы полос она ни заняла!

— Он погорячился, — хмыкнул Константин Афанасьевич. — Николай Платонович большой любитель произносить длинные речи!

— Если такая знаменитость едет туда же, куда и вы, я спокойна! — безапелляционно заявила Юлия. — Мама, прекратите реветь! Там наверняка нет ничего опасного! Будут себе шляться по кабакам да по театрам, волочиться за актерками!

— Приблизительно так, Юлечка! — засмеялся Кричевский. — Между прочим, этот знаменитый Старый Мултан, или Вуж-Мултан по-вотяцки, где нашли тело, от железной дороги всего в пяти верстах!

— Тогда поцелуемся на дорожку — и с Богом! — решительно сказала Юлия, воспряв духом. — А то мне уж скоро детей спать укладывать.

Они вошли в вагон, встали у окон. Затрезвонил троекратно колокол, басовито прокатился по перрону голос обер-кондуктора «Готово!». Раздался гудок, и поезд тронулся.

Настоявшись вдоволь у окна, надышавшись свежего ветру, наслушавшись стуков, шорохов и скрипов колес, Кричевский проводил алую вечернюю зорьку над зубчатым черным краем леса, взял у проводника свечу в специальном маленьком фонаре с подставкою, и пошел в купе, намереваясь еще поработать. Петька Шевырев тоже не спал, лежал на диванчике, закинув ногу на ногу в белых носочках, Юлией вязаных, нацепив очки на нос, листал вырезки и заметки. На столе стояли три опорожненных стакана чаю и такая же свеча в фонаре.

— Представляешь, эти вотяки, оказывается, рыжие и сероглазые! — сказал он. — А я думал — они черноволосые, как мордва.

— Новгородцы называли их «чудь белоглазая», — ответил приятелю полковник, укладываясь на свой диванчик, пристраивая поудобнее разбитое в неудачной погоне колено. — Некогда при Волковом погосте была кровавая сеча новгородцев с вотяками. А при Пугачеве по их просьбе казнили большую часть православных священников по селам.

— Ничего себе дела… — рассеянно проговорил Петька, стараясь незаметно заглянуть в бумаги, которые полковник достал из саквояжа и разложил подле себя для работы. — Вот тут пишут некоторые… Шрейер, и другие… что вотяки — это остатки племен гуннов, и что, стало быть, сам Атилла родом мог происходить из наших вотяков.

— И что с того? — все так же спокойно ответил Кричевский, локтем прикрывая бумаги от любопытного взора приятеля. — У них до прихода войск московских письменности своей не было. Дикари они были.

— Да и у славян ее також не было своей! — отчаянно вздохнул Петька, привставая напрасно на локте и вытягивая шею так, что очки его чудом держались на кончике носа. — Забыл, что ли, уроки истории у Гурия — «говорящей головы»? Монахи константинопольские нам азбуку сотворили. Тезка твой, Константин, окрещенный Кириллом!

— Тебе, Петенька, эта азбука во вред пошла, — усмехнулся Кричевский. — Любопытен стал излишне. Прекрати в мои документы глаза запускать, не то в другое купе отселю! Чтобы косоглазие не развивалось!

— Вот, значит, как! — обиженно сказал Шевырев, надув губы, откидываясь навзничь на жесткую подушку. — А еще друг называется! Я-то думал, мы вместе будем распутывать этот клубок! Между прочим, я бы мог тебе пригодиться!

Полковник воззрился на приятеля с немалым удивлением.

— Твое соседство для меня факт весьма неожиданный, — сказал он. — Я еще не решил, как к нему отнестись. Одно только могу тебе сказать: ежели вздумаешь строчить в свою газету такую же ересь, как этот малороссийский щелкопер Короленко, я тебя к себе на версту не подпущу, хоть бы тебя самого вотяки с горчицей лопать начали. Моду взяли сочинять, как русские власти «инспирируют» политический процесс против инородцев! Словечко изобрели премерзкое такое… Я, между прочим, тоже представитель власти, а влачусь от любимой жены и дочери за тридевять земель киселя хлебать! С единственной целью: дознаться истины! Меня не касаемо, что там эти дураки губернские наворотили в следствии и суде, что Сенат дважды приговор кассировал! Сделаю, что смогу, хоть уже четыре года прошло…