Сергей Лавров - Мултанское жертвоприношение

Саквояж полковника был на месте, неведомым путем попав на квартиру вслед хозяину. Константин Афанасьевич, проверив целость содержимого, достал со дна медальон свой и с нежностью некоторое время разглядывал фотографию Верочки, весьма гордясь собой, довольный тем, что устоял перед провинциальными соблазнами. Глянув на часы, припомнил он, что назначил сегодня в полдень служебное совещание всем лицам следствия, и заторопился бриться.

Когда поспешно вышел он на крыльцо, навстречу ему поднялся со ступенек рослый молодцеватый человек в форме полицейского пристава, еще сравнительно молодой для столь ответственной должности, с лицом румяным, добрым и открытым.

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие, Константин Афанасьевич! — сияя широкою белозубою улыбкою, сказал он. — Хорошо ли почивать изволили?

— Спасибо, хорошо, — кивнул Кричевский. — Откуда меня знаешь?

— А вы меня разве не помните? — шире прежнего заулыбался добрый молодец. — Я же вас сопровождал вчера к ночлегу! Позвольте представиться: пристав Шмелев! Изволите завтракать? В трактире ждут уже.

— Нет, Шмелев, спасибо, братец, — поблагодарил полковник, чувствуя расположенность и невольную симпатию к этому доброжелательному, здоровому и молодому парню. — Дела прежде всего.

— А напрасно вы! — искренне огорчился гостеприимный пристав. — Господин Раевский велели передать, что позже прибудут. Неважно себя чувствуют после вчерашнего. Да и что вам за заботы? Мы уж все сделали, все сыскали, как надо быть! Уж они у нас не выкрутятся, душегубцы, пусть чернильные души адвокаты хоть телегу жалоб настрочат!

— Не могу, братец, — сказал Кричевский. — Решительно не могу. Ты проводи меня в присутствие, да сходи к господину помощнику прокурора, скажи, что я прошу поторопиться.

— Так, может, вам и завтрак в присутствие подать? — опять заулыбался пристав Шмелев. — Я мимо трактира буду проходить, так и распоряжусь!

Подавленный радушием пристава, сыщик согласился. Пока Шмелев бегал распоряжаться, Константин Афанасьевич за дубовым присутственным столом засел разбирать материалы по делу, выложенные для него с вечера помощником окружного прокурора Раевским. Начал он с чтения обвинительного заключения.

Согласно тексту заключения, утвержденному Сарапульским окружным прокурором и занимавшему без малого сорок страниц, мултанские вотяки были сильно взволнованны эпидемией тифа и двумя подряд неурожайными годами. Житель Старого Мултана Андриан Андреев в пасхальную ночь 1892 года увидал страшный вещий сон, и, проснувшись, с ужасом сказал своим землякам «Кык пыдес ванданы кулес», что означает «Надо молить двуногого». Слова его услыхал русский мальчик, ночевавший в той же избе и хорошо понимавший вотяцкое наречие. Мальчик спрятался за печкой, и вотяки его не видели. В интересах безопасности ребенка следствие не называло его фамилии. После гибели Матюнина он рассказал об услышанном русскому крестьянину деревни Старый Мултан Дмитрию Мурину, который и донес о случившемся уряднику Жукову, ведшему в ту пору следствие по делу об убийстве.

В середине апреля 1892 года вотяки, поддавшись агитации Андриана Андреева, приняли решение принести человеческое жертвоприношение своему божеству с целью умилостивить его. Чтобы отвести от себя все подозрения в причастности к оному, они наметили в качестве жертвы какого-либо случайного бродягу, никак не связанного с их деревней, и решили дожидаться удобного случая. Таковой представился им вечером четвертого мая, когда в Старый Мултан явился Конон Матюнин, бродяга «Христа ради» из деревни Нырты, отдаленной от Малмыжского уезда на сотню верст. Матюнина встретил у околицы Василий Кузнецов, стоявший в ту ночь в сельском карауле. Хотя Кузнецов русский по национальности, он сохранил верность традиционным вотяцким верованиям, с которыми знаком был через свою мать, и действовал заодно с прочими вотяками. Матюнина по распоряжению сотского Семена Иванова, участника последующего жертвоприношения, разместили в доме Василия Кондратьева. Там для усыпления бдительности угостили табаком и налили водки. Не менее трех не связанных друг с другом свидетелей видели в тот вечер подвыпившего Матюнина, сидевшего на бревнышках перед забором дома Кондратьева: он курил самокрутку и с трудом ворочал языком. Один из свидетелей видел на его азяме синюю заплату, а двое других разглядели его синюю рубаху (на убитом была рубаха в мелкую синюю полоску). После полуночи группа вотяков каким-то образом заманила бродягу во двор дома Моисея Дмитриева, в родовом шалаше «куа» которого по предварительному сговору было решено осуществить жертвоприношение. Там на Матюнина напали, раздели и связали; далее он был подвешен за ноги к перекладине шалаша и обезглавлен забойщиком скота Кузьмой Самсоновым, который затем принялся втыкать в живот Матюнина нож, а прочие вотяки собирали сочащуюся кровь в плошки. Руководил его действиями старомултанский шаман Андрей Григорьев.