Эллис Питерс - Необычный монах

Мгновенно перекатившись на спину, Эдди резко выбросил вперед левую руку, перехватив правое запястье врага. Запястье той самой руки, которая сжимала кинжал. Вынырнув из соломы, он вложил всю свою силу в яростный толчок, сумев отодвинуть стальное острие на расстояние вытянутой руки, и второй, свободной рукой дотянулся до горла противника. На миг они застыли — ни один не мог пересилить другого, — а потом оба скатились со служившей Эдди постелью кучи соломы и, перекатившись по голому полу, уперлись в бревенчатую стену. Нападавший оказался зажатым в угол. Он издал сдавленный стон, а потом захрипел, в то время как ожесточенно наседавший на него Эдди не проронил ни звука.

Почувствовав, что полузадушенный враг теряет силы, молодой Рид отпустил его горло и обеими руками вцепился в правое запястье. Неприятель попытался воспользоваться этим, чтобы в свою очередь сдавить горло Эдди левой рукой, но не успел. Стремительным и резким движением Эдди заломил руку своего врага так, что тот болезненно вскрикнул. Пальцы его разжались, кинжал упал на пол. В то же мгновение Эдди подхватил оружие и, навалившись на неожиданно обмякшего, задыхавшегося неприятеля, приставил отточенный клинок к его шее.

Прятавшийся в каморке, в глубине сеновала сержант, и до сих-то пор с трудом сдерживавшийся, чтобы не вступить в схватку, вскочил и уже взялся было за дверь, однако брат Кадфаэль удержал его за рукав.

Шум борьбы стих, и в наступившей тишине монах, сержант и нищий отчетливо расслышали лихорадочный, сбивчивый шепот. Голос показался Кадфаэлю знакомым, однако монах не мог ни узнать по нему говорившего, ни хотя бы определить его возраст.

— Постой! Не надо, не убивай меня! Погоди!

Ночной убийца был смертельно испуган, но он еще не отчаялся и надеялся выпутаться.

— Это ты… я понял… я слышал о тебе. Ты — его сын! Зачем тебе моя жизнь? Я ведь не желал тебе зла. Я вовсе не тебя собирался… откуда мне было знать, что ты окажешься здесь.

«Значит, ты слышал о нем, вот оно что, — подумал Кадфаэль, прятавшийся за дверью. В руках монах сжимал кремень и трут, которые могли потребоваться в любой момент. — Слышать-то наверняка слышал, да только ничего толком не понял. Людская молва, она ведь далеко не всегда справедлива, и, ежели чересчур на нее полагаться, можно запросто попасть впросак. Как, похоже, нынче попал ты. Не каждому под силу уразуметь, что кроется за толками да пересудами».

— Лежи тихо! — послышался холодный, спокойный голос Эдди. — Говори, что ты там хочешь сказать, но не вздумай шелохнуться. Я вполне могу выслушать тебя и держа эту игрушку у твоего горла. Итак, ты просишь сохранить тебе жизнь. Об этом можно подумать. Я ведь, кажется, и не говорил, что собираюсь тебя убить. Это ты набросился на меня с ножом, а не наоборот.

— Не надо. Пощади! — снова взмолился незнакомец.

Приободренный словами Эдди, он заговорил громче, отчетливее, и теперь Кадфаэль узнал его. В отличие от сержанта — тому этот голос, скорее всего, не был знаком. Так же как и Родри Фихану. Нищий имел столь тонкий слух, что способен был уловить даже шорох крыльев летучей мыши. Сейчас приникший к двери старик, конечно же, отчетливо слышал каждое слово, но, судя по всему, узнать говорившего не мог ни в какую.

— Послушай, — зачастил, воодушевляясь, обезоруженный грабитель. — Мы можем договориться. Да, да, я могу тебе пригодиться. Я ведь знаю, что ты должен уплатить штраф, а денег у тебя нет. Еще один день — всего-навсего один день, — и тебя упрячут в темницу. Я точно знаю, он сам так говорил. И при этом твердил, что выручать тебя нипочем не станет. За чем тебе мстить за него, чем ты ему обязан? Он твой долг не оплатит, а я — пожалуйста, только скажи. Да что там долг, это мелочь. Ты можешь разбогатеть. Тебе и делать-то для этого ничего не надо, только отпусти меня и держи рот на замке. А я за это отдам тебе половину всех денег. Половину арендной платы, причитающейся аббатству за целый год. Подумай, какие это деньги. Ты их получишь, клянусь тебе.

Повисло тягостное молчание. Эдди раздумывал. Его одолевало искушение, но, как догадывался Кадфаэль, вовсе не того рода, на какое рассчитывал грабитель. Скорее всего, молодого человека подмывало прикончить негодяя на месте, и, хотя он сдержал свой праведный гнев, это да лось ему нелегко.

Однако злоумышленник воспринял затянувшееся молчание по-своему и, воспрянув духом, продолжил свои уговоры с удвоенным пылом.

— Соглашайся, — упрашивал он. — Соглашайся, и все будет шито-крыто. Ни одна душа ни о чем не прознает. Даже не догадается. Я слышал, будто здесь ночует какой-то нищий, но сейчас его нет. Куда он подевался, я не знаю, да и знать не хочу — нынче не это важно. Главное, тут нет никого, кроме нас с тобой, и, ежели мы сговоримся, все останется тайной. Да же если кто-то и знает, что ты устроил здесь засаду, беда невелика. Скажешь, будто никто так и не пришел, — могло ведь такое случиться. Подумай хорошенько. Дай мне уйти отсюда подобру-поздорову. Держи язык за зубами, и всем будет хорошо. И мне, и тебе.