Эллис Питерс - Послушник дьявола

После сбора яблок Кадфаэль лежал в ночной тишине без сна, серьезно задумавшись, но не о Хью Берингаре, а о юном Мэриете, который, увидев лежащего в траве человека и решив, что тот заколот ножом, остолбенел и у которого на лице отразилось такое отчаяние. Как будто увидел призрак! Раненый послушник лежал сейчас в своей постели, неподалеку от Мэриета, и спал; может, его сон был не очень спокойным, потому что под тугой повязкой болели ребра, но он не издавал ни звука, так что, наверное, спал крепко. Спал ли Мэриет вполовину так же крепко? Почему он так живо представил себе истекающего кровью мертвого человека? Где довелось ему видеть подобное?

Тишина была полнейшей; до полуночи оставалось больше часа. Даже те, кто обычно спал тревожным сном, сегодня погрузились в мир и покой. Мальчики, которые по распоряжению аббата были отделены от старших, спали в небольшой комнате в конце коридора, а брат Павел занимал помещение, которое было как бы щитом, прикрывавшим их территорию. Аббату Радульфусу было известно, какие непредвиденные опасности могут подстерегать даже невинные души, обреченные на целомудрие.

Брат Кадфаэль спал вполглаза, как ему в свое время часто приходилось спать в военных лагерях, на полях битвы или на палубе корабля, завернувшись в матросский плащ под звездами Средиземноморья. Мыслями он возвращался на восток, в прошлое, и при этом, как и тогда, оставался начеку в ожидании опасности, даже если никакой опасности быть не могло.

Вдруг раздался ужасный крик, и темнота и тишина разлетелись в клочья, как будто две демонические руки разорвали сон всей братии да и саму ночь. Вопль взлетел высоко под крышу и, порождая дикое эхо, бился там о балки, как летучая мышь. Слышались отдельные слова, но разобрать их было невозможно, только неясное бормотание, вскрики, похожие на проклятия, прерываемые всхлипами и паузами, чтобы сделать вдох.

Прежде чем вопль достиг высшей точки, Кадфаэль вылетел из постели, ощупью добрался до прохода и бросился туда, откуда несся крик. К этому моменту, похоже, проснулись все: Кадфаэль слышал невнятный перепуганный лепет и произносимые в отчаянии слова молитвы; разглядел в темноте приора Роберта, заспанного, двигающегося очень медленно: он сердито спрашивал, кто посмел нарушить покой. Позади помещения, где спал брат Павел, слышалась какофония детских голосов; два самых маленьких мальчика проснулись и в испуге стали выть от ужаса. Ничего удивительного: никогда еще их сон не был так грубо нарушен, а малышам было всего по семь лет. Павел понесся успокаивать их. Крики между тем не прекращались, громкие, жалобные, то угрожающие, то испуганные. Святые обращаются к Богу. А к кому обращался этот неистовый, яростный голос, с кем он сражался на своем языке боли, гнева и угроз?

Кадфаэль схватил свечу и, чтобы зажечь ее, двинулся к лампе у лестницы, прокладывая себе дорогу в темноте, постоянно натыкаясь на бесцельно снующие тела, мешавшие ему. Крики, угрожающие, тоскливые и по-прежнему бессвязные, продолжали раздирать его слух, а дети жалобно выли в своих углах. Кадфаэль добрался до лампы, зажег свечу; ее фитиль вспыхнул и стал ровно гореть, освещая лица с открытыми ртами и широко распахнутыми глазами, а высоко вверху — балки крыши. Кадфаэль уже понял, где надо искать нарушителя спокойствия. Раздвинув локтями толпившихся, он понес свечу к постели Мэриета. За ним неуверенно, робко двинулись остальные; они топтались, глядя во все глаза, но подойти ближе боялись.

Брат Мэриет сидел на постели, прямой, как струна; он дрожал, что-то бормотал, вцепившись в одеяло сведенными судорогой пальцами. Голова его откинулась назад, глаза были крепко закрыты. На окружающих это подействовало успокаивающе: казалось, спящий не испытывает мук, и, если бы удалось сделать так, чтобы его сновидения перестали быть страшными, он проснулся бы невредимым. Тех, кто подошел первыми и толпился в проходе, пяля глаза на Мэриета, уже почти догнал приор Роберт, готовый без колебаний схватить юношу за плечи и гневно потрясти. Но Кадфаэль успел раньше обнять напрягшееся тело и прижать к себе. Мэриет вздрогнул, ритм его горестных воплей сбился, юноша икнул и замолк. Кадфаэль поставил на пол свечу, провел ладонью по лбу юноши и мягко заставил его опустить голову на подушку. Дикие крики перешли в жалобный детский скулеж, Мэриет, заикаясь, что-то проговорил и затих. Оцепеневшее тело поддалось, обмякло, упало в постель. К тому времени, как приор Роберт добрался до Мэриета, ослабевший юноша уже крепко спал, освободившись от мучившего его демона, в полном неведении о том, что произошло.