Эллис Питерс - Тень ворона

— Что касается меня, — сказал Хью, — то я рад тому, что выяснилась правда и что никто из присутствующих не оказался виновным в грехе убийства. Ты, Джордан Эчард, ступай домой и радуйся тому, что у тебя есть честная и преданная жена. Тебе повезло, что нашелся заступник, ибо без этого свидетеля все улики были бы против тебя. Отпустите его! — обратился он к сержантам. — Пускай идет и займется своими делами. По справедливости, ему следовало бы сделать дар для алтаря в знак благодарности за благополучное спасение.

Когда сержанты отпустили Эчарда, он чуть было не брякнулся наземь, и Уилл Уорден добродушно поддержал его под локоток и подождал, пока тот очухается. Наконец-то все действительно кончилось, но присутствовавшие при этом люди все до единого словно оцепенели от увиденного и услышанного, так что понадобилось напутственное благословение, прежде чем они решились двинуться с места.

— Идите, добрые люди! — обратился к ним аббат, поняв что без этого не обойтись. — Помолитесь за душу отца Эйлиота, да помните, что, видя чужие немощи, надобно в первую очередь подумать о своих. Идите и доверьтесь нам, в чьей власти находится назначение священника. Принимая решение, мы прежде всего будем думать о ваших нуждах.

И он благословил всех на прощание так коротко и энергично, что они действительно двинулись к воротам. Люди расходились в молчании, исчезая тихо, как растаявший снег. Но скоро, конечно, они заговорят так, что не остановишь! Весь город и Форгейт наполнятся пространными и разноречивыми рассказами о событиях прошедшего утра, которые впоследствии отойдут в область преданий, и народная память сохранит эту историю, случившуюся на глазах очевидцев, как повесть давно минувших дней.

— А вы, братья, ступайте займитесь вашими дневными трудами и приготовьтесь к обеду, — кратко распорядился Радульфус, обернувшись к своим подопечным, которые встревоженно бормотали и были похожи на стаю испуганных голубей с растрепанными перьями.

Робко выйдя из рядов, монахи тоже разбрелись кто куда. Растерявшись сначала, они скоро направились каждый на свое положенное место. Словно искры костра или пыль, взметенная ветром, они рассеялись в пространстве, еще не придя в себя после того, что им пришлось наблюдать. Единственным человеком, который помнил и знал, что ему надо делать, был Синрик — он работал лопатой возле стены.

Брат Жером, недовольный беспорядком, который противоречил его представлениям о правилах и укладе ордена бенедиктинцев, бросился ловить монахов и загонять их в умывальню, как разбежавшихся куриц, и выпроваживать из монастыря задержавшихся прихожан. Провожая их, он очутился у распахнутой двери, что выходила на Форгейт. Выглянув из нее, он заметил на улице юношу, держащего под уздцы лошадь: тот посматривал на выходящих людей из-под низко надвинутого капюшона, наполовину закрывавшего его лицо. Что-то привлекло к нему внимание зорких глаз Жерома. Несмотря на чужой кафтан, капюшон и лицо, которое тот отворачивал, не давая его разглядеть, что-то смутно знакомое почудилось Жерому в этой фигуре — в ней было какое-то сходство с тем молодым парнем, что жил одно время в монастыре, а потом вдруг исчез при загадочных обстоятельствах. Хоть бы он наконец повернулся лицом!

Кадфаэль тоже задержался на кладбище, дожидаясь, когда уйдут Диота и Санан, но те, вместо того чтобы уйти, отступили в тень часовни и пережидали, когда разойдется толпа форгейтцев. Это решение исходило от Санан: Кадфаэль видел, как она положила руку на локоть Диоты и удержала ее на месте. Может быть, она разглядела в толпе кого-то, с кем не хотела встречаться? Пытаясь отыскать глазами того, кого она избегала, Кадфаэль тоже стал искать его в рядах уходивших и скоро наткнулся взглядом на одного человека, встреча с которым могла ей показаться нежелательной. Недаром Санан за время отсутствия Кадфаэля опустила капюшон по самые брови, как будто хотела остаться незамеченной и неузнанной! Наконец обе женщины тронулись следом за остальными, но пошли — очевидно, из осторожности — медленным шагом, и Санан при этом не сводила глаз со спины какого-то рослого мужчины, тот был в это время уже в дверях. Таким образом, Санан и Кадфаэль одновременно заметили брата Жерома, который, постояв несколько мгновений на пороге, решительно шагнул на улицу. Проследив глазами, в каком направлении двигались обе спины — одна прямая и самоуверенная, другая хилая и сутулая, — Кадфаэль понял, что их пути должны сойтись в одной точке, где стояла оседланная лошадь, которую держал под уздцы молодой паренек.