Между тем Джулиана остановилась и огляделась по сторонам, словно искала кого-то. Она заметила Николаса, и губы ее тронула едва заметная улыбка. Девушка подошла к нему и протянула руку. Крохотная золотая змейка обвивалась вокруг ее среднего пальца, рубиновые глазки поблескивали на солнце.
— Сэр, — обратилась к нему Джулиана очень нежным и по-детски высоким голосом, — лорд шериф рассказал мне о том, какие усилия вы затратили на мои поиски. Простите за то, что я причинила вам и многим другим столько беспокойства. Боюсь, что моей благодарности будет недостаточно, чтобы отплатить за вашу доброту и заботу.
Ее рука, твердая и прохладная, лежала в его ладони. Она улыбалась, и эта улыбка могла принадлежать только Джулиане Крус, ничто в ней не напоминало о Фиделисе. Он мог бы подумать, что она считает свою тайну сокрытой от него, но взгляд прекрасных серых глаз сказал ему другое. Они поняли друг друга, и всякие слова были бы здесь лишними.
— Сударыня, — промолвил Николас, — видеть вас живой и здоровой — для меня самая большая награда.
Гарнэдж поцеловал девушке руку и с поклоном удалился. Он сознавал, что с ее стороны эти теплые слова были не более чем проявлением благодарности, да и как могло быть иначе. В сердце ее еще жива прежняя любовь и сильна горечь утраты. Но она сама подошла к нему, и это добрый знак. Скоро, очень скоро он поедет в Лэ — просто для того, чтобы коснуться ее руки и вновь увидеть эту легкую грустную улыбку. Она одарила его своим доверием, и это уже немало, а со временем он, возможно, добьется права надеяться и на большее.
После обеда брат Кадфаэль сидел в своем сарайчике в обществе сестры Магдалины и Хью Берингара. Все, слава Богу, закончилось благополучно. Присутствовавшие на церемонии миряне разошлись по домам, а монахи вернулись к своим повседневным обязанностям. Если что и печалило насельников обители Святых Петра и Павла, то только кончина двух братьев, недавно прибывших из Хайд Мида, но оба они пробыли в монастыре недолго, да и держались особняком. Пройдет немного времени, и облик обоих сотрется из памяти большинства монахов этой обители, и лишь их имена будут звучать в заупокойных молитвах.
— Может статься, — признал Кадфаэль, — что кого-то и дернет нелегкая копнуть поглубже, да только вряд ли, и во всяком случае не сейчас. Спокойствию ордена святого Бенедикта ничто не угрожает. Удалось избежать огласки, а значит, не поднимется шум и никому не придет в голову поливать грязью обители в Хайде и Шрусбери. А ведь просочись что-то наружу, такое бы началось! Ярмарочные жонглеры принялись бы распевать на каждом углу баллады про монахов, прячущих в кельях своих любовниц, а в самом монастыре было бы не продохнуть от епископских и легатских прихвостней, которые слетелись бы, словно мухи на мед, вынюхивая грех там, где им и не пахло. Я уж не говорю об этих надутых цистерцианцах в белых рясах — им только дай повод почесать языки насчет распутства бенедиктинцев… И ничто не очернит доброго имени девушки. Слава Господу! — проникновенно заключил монах.
Он откупорил бутыль своего самого лучшего вина, чувствуя, что всем им не мешает промочить горло.
— Она с самого начала полностью доверилась Адаму, — рассказывал Хью, — он-то и помог ей превратиться в юношу — и волосы остриг, и мужскую одежду раздобыл. Ну а пока она не объявилась в Хайде, жить-то на что-то надо было — вот Джулиана и поручила Гериету продать те украшения, которые считала своими. И когда в лавке ювелира он сказал, что хозяйка этих вещей умерла, слова его были продиктованы горечью — ведь его госпожа и впрямь умерла для этого мира, исчезнув из него по доброй воле. А когда я вез его из Бригге в Шрусбери, он отчаянно пытался хоть что-нибудь о ней разузнать, потому что боялся, что она пострадала во время пожара в Хайде. Но стоило Адаму услышать, что с лордом Годфридом Мареско в наше аббатство явился еще один брат, как он тут же успокоился — потому что прекрасно понял, кто таков этот Фиделис. И он молчал — скорее бы умер, чем проронил хоть слово. Этот Адам не вчера родился и понимал, какая мерзость пришла бы многим в голову, узнай они правду.
— А Джулиане стоило бы понять, как, надеюсь, она и сделала, — заметил брат Кадфаэль, — что есть люди, способные на верность и преданность, которые мало уступают ее собственным. Адам Гериет как раз из такого теста… Да, у бедного брата Фиделиса не было другого выхода, кроме как пропасть без следа, а не то Джулиана не смогла бы вернуться к жизни. Правда, я никак не думал, что эта возможность представится так скоро…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу