Эллис Питерс - Сокровенное таинство

— И я получил эти сведения от человека, на которого можно положиться, — добавил Берингар, подойдя к ним, — сомневаться не приходится.

Потрясенный Николас замер на месте, кровь отхлынула с его загорелого лица, в широко раскрытых глазах застыл ужас.

— Уэрвелль? — прошептал он дрожащими губами. — Они посмели?..

— Увы, — печально промолвил Хью, — эти люди не боятся греха. Остатки отряда императрицы в поисках укрытия вломились в святой храм. И кто бы первым ни пустил в ход зажигательные стрелы, это вызвало пожар. Как ни жаль говорить об этом, но аббатство лежит в руинах.

— А монахини?.. О Господи!.. Ведь там Джулиана… Ради всего святого, что стало с монахинями?

— Они пытались найти убежище в церкви, надеялись, что там их не тронут, — ответил Хью, — но когда брат восстает на брата, не щадят никого, даже женщин и детей. Вояки императрицы сдались — те, конечно, кому удалось выбраться наружу. А удалось далеко не всем.

Николас повернулся, нащупывая вслепую повод своего коня. Хумилис дрожащей рукой коснулся его запястья, но молодой человек резко отстранился.

— Пустите меня! Я должен ехать… Я должен поехать туда и разыскать ее. — Он обернулся к Хумилису и крепко сжал его руку.

— Я найду ее! Во что бы то ни стало! Если только она жива, я найду ее и позабочусь о ее безопасности. — Едва коснувшись стремени, Николас вскочил в седло.

— Если Господь поможет тебе, — промолвил Хумилис, — пришли мне весточку. Дай мне знать, что она жива и ей ничто не угрожает.

— Конечно, милорд, не сомневайтесь. В любом случае я еще сюда вернусь.

— И не надо беспокоить ее, не напоминай ей обо мне. Никаких вопросов. Единственное, что я хочу знать, — это что Господь сохранил ее и что она живет той жизнью, какую сама избрала. Орден позаботится о ней, как и обо всех других сестрах, и для нее найдется приют. Только бы она осталась в живых.

Николас молча кивнул, а затем, с трудом сбросив с себя оцепенение, пришпорил коня и, не оглядываясь, поскакал к воротам. Оставшиеся глядели ему вслед. Всадник скрылся под аркой, и легкая пыль заклубилась под копытами коня, когда он выехал с мощеного монастырского двора на утоптанную земляную дорогу.

Кадфаэлю казалось, что весь этот день брат Хумилис намеренно изнурял себя до изнеможения, страдая от того, что Николас во весь опор мчится на юг, а он пребывает здесь, в вынужденном бездействии, тогда как сердце его рвется из груди вслед за молодым воином. И весь этот день Фиделис, позабыв даже про Руна, следовал за Хумилисом как тень и заботился о нем так нежно и преданно, будто только сейчас понял, что смерть стоит неподалеку и с каждым часом неслышно приближается к его старшему другу.

Сразу после повечерия Хумилис лег в постель, а когда десять минут спустя к нему заглянул Кадфаэль, он уже спал, и травник счел за благо не беспокоить больного. Он догадывался, что сейчас брата Хумилиса прежде всего тревожит не его увечье и не физическая боль. Прославленного рыцаря терзает сознание вины. Он не может не думать о том, что если бы в свое время все же не отказался от женитьбы на Джулиане, то сейчас девушка находилась бы в безопасности в каком-нибудь маноре, далеко и от Винчестера, и от Уэрвелля, и от враждующих армий. А так получилось, что она или убита, или изгнана огнем и мечом из святой обители, которую избрала своим домом. Сон, врачующий душу, был сейчас нужнее брату Хумилису, чем перевязка, которая могла помочь только телу. Во сне он выглядел удивительно спокойным, точно высеченная из камня статуя. Оставив Хумилиса мирно спящим, брат Кадфаэль тихонько выскользнул из кельи.

Уже смеркалось, теплый вечерний воздух был напоен сладкими ароматами. Как обычно по вечерам, Кадфаэль отправился в свой сарайчик — взглянуть, все ли там в порядке, и помешать отвар, который собирался оставить настаиваться на ночь. Порой, когда после жаркого дня вечер дарил приятную свежесть, безбрежное небо было усеяно мириадами звезд, а каждый цветок и листок, словно светясь в полумраке, переливались разнообразными оттенками, брату Кадфаэлю невольно думалось, что грешно идти спать, когда вокруг такая Божья благодать. Случалось, правда, ему по ночам и покидать аббатство, что не дозволялось уставом. Монах, однако, полагал, что для его отлучек всегда были веские основания. Помнится, и Хью участвовал в такого рода прогулках. Ну да ладно, что сейчас вспоминать!

Направляясь в свою келью, Кадфаэль решил пройти через церковь и подняться по черной лестнице. Тусклый свет масляных лампадок рассеивался в сумраке огромного каменного нефа. Всякий раз, проходя через храм, брат Кадфаэль хоть на миг останавливался у алтаря Святой Уинифред. Он вспоминал их первую встречу и благодарил святую за снисходительность и милосердие. Он шагнул было туда и сейчас, но резко остановился.