Эллис Питерс - Святой вор

Стоявшие вокруг стола смотрели с изумлением, ничего не понимая.

— Это я тоже узнаю, — медленно произнес аббат Радульфус. — Брошь я как-то видел на плаще леди Донаты. А кольцо она носила постоянно.

— Перед смертью она отдала все Рамсею, — тихо сказал Герлуин, не в силах поверить в случившееся чудо. — Все драгоценности были в ларце, который я передал на сохранение Николу, когда тот уезжал с лесом в Рамсей. Ларец мы нашли, но он оказался взломан и разграблен…

— Как не помнить! — донесся от дверей голос Никола. — Ключ так и остался у меня, но они обошлись без него, взломали, забрали драгоценности, а ларец бросили… Так мы думали!

Точно так же думали и остальные. Все эти добровольные пожертвования и дары в пользу разорённой обители находились во время наводнения в ларце, который стоял на высоком алтаре пресвятой девы Марии, где ему не грозило никакое наводнение. Его спасли от воды, но, как выясняется, не спасли от вора, пришедшего в церковь под видом помощника при спасении церковного имущества и имевшего возможность подобраться к вожделенной цели. Взламывать замок ему не пришлось, так как ключ находился прямо в замке. Совсем нетрудно было приподнять крышку, вытащить мешок из ларца и положить вместо него камни и тряпки, дабы по весу никто не заметил подмены, потом запереть ларец и оставить его людям, которые с утра погрузят его на повозку с лесом. Глядя на щедрые предсмертные дары леди Донаты, Кадфаэль подумал, что потом вор спрятал мешок где-нибудь в безопасном месте, неподалеку, до своего отъезда из Шрусбери. Спрятал в таком месте, где никто не стал бы искать, а если бы украденное там и нашли, то это не открыло бы имени вора. Бенецет помогал переводить коней из низинной монастырской конюшни в конюшню на ярмарочной площади. Ему нетрудно было спрятать мешок на самое дно чана с зерном, который наполнили фуражом для лошадей, чтобы хватило на несколько дней. Ему едва ли стоило опасаться, что лошади здесь задержатся надолго и зерно израсходуется настолько, что обнажится спрятанное на дне. Это было куда безопаснее, нежели хранить украденное в странноприимном доме, где постояльцы меняются день и ночь, да и вообще не так уж много укромных уголков. А кроме того, украсть можно и у вора, и какой-нибудь любопытный постоялец вполне мог обнаружить припрятанные ценности и польститься на них.

— Это и не покидало Шрусбери! — промолвил аббат, с удивлением глядя на груду серебра и золота. — Отец Герлуин, кажется, господь бог и святые возвращают вам вашу собственность.

— А помимо них, — сухо заметил Роберт Боссу, — вам следует благодарить девушку Реми. Это она указала на вора. Вы не забыли о ней? Надеюсь, он ее не ранил? Где она сейчас?

— Она в церкви, — ответил Кадфаэль. — Она просит оставить ее там на некоторое время, дабы успокоиться перед отъездом. Что касается ее тела, там лишь царапина, девушка может идти и ехать верхом, но дух ее требует успокоения.

— Мы подождем немного, — сказал граф. — Признаюсь, Хью, я хотел бы увидеть конец всей истории. Если ваши люди привезут вора живым, тем лучше, ибо по ходу дела он ограбил и меня, угнав хорошего жеребца. Пусть ответит и за это.

— Тут хуже чем просто воровство, — мрачно заметил Кадфаэль.

Он отодвинул в сторону одежду Бенецета и запустил руку на самое дно седельной сумки. Там оказалась свернутая рубашка. Монах развернул ее: хорошая полотняная рубашка, чистая, стираная. Кадфаэль пригляделся к одной из манжет и стал внимательно ее рассматривать. Такой бережливый и дотошный во всех своих делах человек, Бенецет обходился без женщин, когда ему требовалось что-нибудь постирать или почистить. Но он и не настолько богат, чтобы позволить себе выбросить рубашку, хотя возможность у него такая имелась. Тем более что трубадуру было не до него, покуда он старался снискать расположение графа Роберта. Бенецет выстирал рубашку, высушил и положил ее на дно своей седельной сумки, дабы заняться ею как следует потом, когда они отъедут подальше от Шрусбери. Но эти пятна не так-то просто отстирывались. Кадфаэль поднес развернутую манжету к глазам Хью Берингара, а граф Роберт принялся рассматривать другой рукав рубашки. На обеих манжетах оказались маленькие круглые пятнышки, они были едва видны, но имели четкую розовую кайму. Кадфаэль видал такие пятна прежде, и не один раз, да и Роберт Боссу, наверное, тоже.

— Кровь, — сказал граф.

— Кровь Альдхельма, — уточнил Кадфаэль. — Она пролилась в тот самый вечер. Бенецет, наверное, был в толстом шерстяном плаще, но кровь просочилась, как он ни берегся… Камень, поднятый обеими руками и обрушенный на голову лежащего без чувств человека… Сколь бы осторожен ни был убийца, да и спешить ему некуда — никто ему не мешал, — на его кистях и запястьях остались следы преступления. Кровь, наверное, брызнула из-под камня и запятнала траву вокруг, руки убийцы и его одежду, на которой, если сразу не смыть с нее кровь, обязательно остаются плохо выводимые, предательские следы.