Елена Ярошенко - Две жены господина Н.

— Боже милосердный! Неужели все так и было?

— Тарас Григорьевич, повторяю: это всего лишь мои предположения. Так сказать, вольный полет фантазии…

— Но как убедительно звучит! Почему же я сам тогда не догадался об этом? Все казалось столь очевидным… Кроме как на Тихона, ни на кого и не подумали.

Задорожный набил трубку и глубоко задумался.

— Впрочем, такая версия, как у вас, Дмитрий Степанович, еще одному человеку в голову пришла. Но я это на счет художеств изящной словесности списал.

— То есть как изящной словесности? При чем же тут словесность?

— Да в то время много об этом писали — и наши газеты, волжские, и столичные. И даже писатель один известный по фамилии Амфитеатров заинтересовался этим убийством и написал рассказец. Ну, ясное дело, поменял там все, что только смог, — и в другой город действие перенес, и в другие годы, и имена иные придумал и характеры — покойница, жена следователя, чистым ангелом у него выходила, а на деле — сущая гарпия была, прости меня господи! Мистики тоже сочинитель этот напустил от души — видения, привидения, потусторонние явления, одна дама у него в другую обращается и все такое. Так вот в рассказе этом тоже выходило, что убийца — вроде как сам следователь, но я посчитал, что господин писатель малость заврался от излишней умственности. А на ваш свежий взгляд тоже этак-то выходит.

— Да вот выходит, Тарас Григорьевич, ничего тут не поделаешь, выходит…

Теплая весна незаметно перетекла в жаркое, душное лето. В разомлевшем от тепла Демьянове не случалось никаких серьезных происшествий. Колычев занимался мелкими скучными делами, пил квас, ел окрошку с молодой редиской, сметаной и душистой зеленью, по утрам на рассвете плавал в Волге, по вечерам пил чай из самовара и переводил с немецкого «Руководство для судебных следователей как система криминалистики» Гросса.

Все серьезные уголовные преступления, расследованием которых он совсем недавно снискал благосклонное внимание начальства, теперь казались далекими и невозможными, как арабские сказки. А уж величественный Петербург с его университетом, столичной роскошью и суетой, несчастливой любовью, пережитой Дмитрием в студенческие годы, растаял в волнах памяти как мираж…

Демьяновская жизнь казалась вязкой и тягучей, как в детстве сливочные помадки. Однообразные дни были похожи один на другой, словно кружащие у окна мухи.

«Устал я от этого бессмысленного уездного существования, — думал Дмитрий. — Так недолго и с ума сойти. Прецедент, как оказалось, в Демьянове уже был — господин Новинский, занимавший мою должность, побывал в сумасшедшем доме. Но не стоит, пожалуй, превращать сумасшествие среди судебных следователей в городскую традицию. Нужно испросить у начальства отпуск, уехать куда-нибудь и встряхнуться».

Хотелось ярких впечатлений, морских путешествий, романтических приключений. Университетский приятель Колычева, Феликс Рахманов, получивший недавно большое наследство, давно приглашал Дмитрия погостить в его имении на Черном море.

И Колычеву день ото дня идея поездки к Феликсу казалась все более соблазнительной — море, пляжи, пышная природа, пальмы, розы и магнолии, молодое виноградное вино, нарядные кокетливые дамы под кружевными зонтиками, праздничная южная жизнь…

«Съезжу-ка я к Феликсу, такое путешествие сулит много приятных сюрпризов. Во всяком случае, это будет яркое пятно в сером полотне моего рутинного существования. Мы с Рахмановым давно не видались, а с ним всегда так интересно поболтать… Эх, ну почему мне никакая тетушка не оставит имения на юге? Я тоже с удовольствием принимал бы у себя университетских приятелей, угощая их вином из собственных виноградников и фруктами из своих садов».

Раззадорившись мечтами о поездке на юг, Дмитрий не захотел сидеть дома наедине с «Руководством для судебных следователей». Он вышел на улицу, немного постоял, задумавшись, и сам не заметил, как ноги понесли его в Народный сад, где по вечерам, когда спадет жара, совершало променад лучшее демьяновское общество.

В Народном саду было, как всегда, оживленно. Играл духовой оркестр пожарной команды, в летних павильончиках продавали ситро, на перекрестках аллей стояли цветочницы, предлагая проходящим свой быстро вянущий товар.

Нарядные дамы в больших летних шляпах прогуливались под руку с кавалерами. Прядки волос, выбившиеся из сложных дамских причесок, тут же прилипали к вспотевшим лбам. Цветы на клумбах распространяли одуряющий аромат, смешивающийся в воздухе с запахом духов…