Елена Ярошенко - Две жены господина Н.

По всей спальне были усмотрены… (Следует подробное описание найденных фрагментов кожи, мышечных тканей и осколков костей, а также указательного пальца левой руки женщины, мест их обнаружения и характера разброса, предположительно по радиусам от стола в спальне.)

В жилых комнатах квартиры Лубковских были обнаружены следующие, служащие к разъяснению данного дела предметы: сверток с 2 пакетами гремучего студня весом около 5 фунтов; 4 стеклянные трубочки с шариками, наполненными серной кислотой, с привязанными к трубочкам свинцовыми грузиками; две цилиндрической формы жестяные коробки с укрепленными внутри капсюлями гремучей ртути; 1 закрытая крышкой и залитая парафином коробка, представлявшая собой вполне снаряженный детонаторный патрон, коробка со смесью бертолетовой соли и сахара… (Далее следует подробное перечисление найденных предметов, используемых террористами для изготовления самодельных взрывных устройств.)

Приглашенные эксперты, полковник Колонтаев и титулярный советник Тесленко, высказали мнение, что в квартире Лубковских произошел взрыв детонаторного патрона во время его снаряжения, вызванный неловким или неосторожным движением лица, занимавшегося означенной работой.

Взрыв этот причинил работавшему повреждения, на которые указывают следы крови и оторванные пальцы. Все найденные материалы и взрывчатые вещества предназначались для изготовления ударно-разрывных снарядов, подобных тому, который год назад был брошен в коляску московского генерал-губернатора.

При розыске лиц, проживавших в доме церкви св. Николая под фамилией Лубковских, выяснилось, что предъявленный ими паспорт был подложным. Несмотря на все принятые меры, личность мужчины, нанявшего квартиру, осталась в точности не установленной, и он разыскан не был; женщину же, которую он выдавал за свою жену, удалось задержать.

По данным дознания и предварительного следствия было установлено, что 21 апреля в частную лечебницу Шульмана на Пятницкой улице явилась окровавленная женщина, у которой на левой руке отсутствовали все пальцы, а на правой руке полностью отсутствовали указательный палец и мизинец; остальные пальцы правой руки имели серьезные повреждения, причем две фаланги большого и среднего пальцев были совершенно обнажены. (Далее детальное описание характера травм женщины.)

Женщина назвалась мещанкой Шестаковой и предъявила соответствующий паспорт, который, однако, впоследствии оказался фальшивым. Происхождение повреждений Шестакова объяснила взрывом керосинки.

По оказании первой помощи женщину перевезли в Первую городскую больницу. В больнице Шестаковой произвели операцию, вскоре после которой какие-то мужчина и женщина; оставшиеся неразысканными, перевезли Шестакову из Первой городской в Бахрушинскую больницу, где она назвалась мещанкой Яковлевой из Тетюшей. Паспорт на имя Яковлевой также оказался фальшивым.

28 апреля сего года Лубковская-Шестакова-Яковлева была арестована».

— Не знаю, прав я или не прав, но счел нужным тебя известить, — тихо сказал Антипов, когда Колычев дочитал бумаги до конца. — У меня в жандармерии есть приятели, так что в информации не отказали…

— Где она сейчас, Павел? — спросил Колычев, сглотнув вставший в горле комок.

— Известно где, в тюремной больнице на излечении до суда. А что? Неужто проведать собрался?

— Да. Мне совершенно необходимо ее увидеть.

— Что ж, воля твоя. Могу поспособствовать. Только, Митя… Дело, конечно, не мое, но я бы такую тварь нипочем не простил…

Мура, бледная, с заострившимся лицом, лежала на неудобной тюремной койке и тупо разглядывала облезлую стену, покрытую сетью мелких трещинок.

Болели руки, причем казалось, что болит каждый палец до самого кончика, каждый из тех пальцев, которых больше не было. Прекрасные Мурины руки превратились в уродливые, обмотанные бинтами культяпки.

Случившееся было так страшно и непоправимо, что от безысходности душа Муры болела даже сильнее, чем исчезнувшие пальцы.

Теперь ее жизнь кончена. Она никому не будет нужна — ни революции, ни террору, ни мужчинам, которые совсем недавно готовы были жизнь отдать за один ее взгляд…

Опанас, узнав о взрыве, примчался в Москву, хотел увезти ее из города и где-то спрятать, но, взглянув на растерзанные руки, передумал. Он только забрал ее из Первой городской больницы, перевез в Бахрушинскую, где у него был знакомый доктор, и устроил ее там под другим именем.