Гийом Прево - Семь преступлений в Риме

В центре линии, соединяющей двух человек, изображена кончина старухи Джульетты. Створки раковины и нож, вызвавшие наше недоумение при их обнаружении в тот вечер, имеют на рисунке несоразмерные формы. Однако убийца не отказался от примера для подражания: он как смог расположил эти элементы на пыточном ложе. Есть там и его изображение: он, как кажется, находится рядом со своей жертвой, с поднятым мечом, готовый отрубить ей голову. Глаза его скрыты под чем-то вроде маски. Опять же — намек на извращенцев в таверне и их странные привычки?

Итак, три преступления, родившихся в воображении Иеронима Босха и педантично осуществленных убийцей. Тем самым, который нарисован ниже с головой удода: мавританская одежда, перчатки, сабля на боку, птичья маска… Точный портрет, данный синьорой Мелькиоро в начале расследования.

Но самое тревожное заключалось в остальных изображениях гравюры: отсеченные члены; тело, брошенное в яму; некто, подвешенный внутри колокола; еще один, лежащий под деревом; какой-то полураздетый толстяк, пронзенный стрелой… Этот роковой рисунок излучал больше, чем угрозу: он пророчил череду будущих преступлений.

«Ван Акен рисует», — утверждалось в послании. Стало быть, убийца только начинал свою серию…

Теперь нужно было срочно выслушать Мартина д'Алеманио. Я узнал его адрес и не мешкая отправился к зажиточному дому, выстроенному за Пантеоном. Встретила меня служанка с суровым лицом, мало расположенная беспокоить своих хозяев. Я долго упрашивал ее, представившись порученцем кардинала, и лишь при упоминании имени моего отца, с которым ей пришлось когда-то иметь дело, она согласилась проводить меня в одну из комнат на втором этаже.

Несколько женщин сидели там на стульях вокруг кровати синьоры д'Алеманио. Та оказалась пожилой дамой, очень бледной, заметно ослабевшей, но взгляд ее был живым, а сознание работало четко.

— Мне сказали, что вы, молодой человек, — сын баригеля Синибальди и хотели бы увидеться с моим мужем.

Женщины уставились на меня.

— Действительно, синьора. По крайне важному делу.

— Вы похожи на него.

— Простите?

— На вашего отца, баригеля… вы на него похожи. То же благородство в лице, тот же огонь в глазах… Хороший был человек…

— Весьма тронут, приятно слышать… — несколько сконфуженно произнес я.

— Сколько вам было лет, когда он погиб?

— Восемнадцать.

— Бедный мальчик. Я помню о том ужасном случае. Ваша мать, вероятно, очень переживала…

Я не ответил, посчитав, что это само собой разумеется.

— Вы не знали, что мы были немного знакомы?

— Нет, синьора.

— Сын Розины, моей служанки, случайно впутался в какое-то неприятное дело. Ваш отец проявил понимание и гуманность, помог оступившемуся юноше…

Женщины принялись перешептываться.

— А вы сами, что вы делали эти четыре года?

— Я… учился на врача.

— Ах! Как жаль, что вы пришли так поздно. Но увы! Боюсь, что уже никакая медицина мне не поможет. Перестаньте, кузины, не протестуйте, я вовсе не пытаюсь разжалобить этого молодого человека. Кстати, видите, он уже проявляет признаки нетерпения.

Тон ее стал любезно-насмешливым.

— Раз уж вас больше интересует Мартин, знайте, что мой дорогой муженек, — она сделала ударение на последних словах, — только что почувствовал легкое недомогание. Ему срочно потребовалось выйти…

Легкое недомогание… Я подумал об аконите и других отравах, используемых убийцей.

— У него были боли? — спросил я.

— Врач напрасно беспокоится, — ответила она. — Это последствия слишком острой пищи. У моего супруга такой капризный желудок… излишества противопоказаны.

— Прошу простить мне настойчивость, синьора, но у меня есть основания думать, как бы некоторые блюда, от которых он вкушал, не были…

Моя фраза повисла в воздухе.

— Не были несъедобными?

Казалось, это немало позабавило ее.

— Увы! Мы всегда несем наказание за свои грехи. Однако, чтобы успокоить вас, Розина может проводить вас до отхожего места. Мартин, должно быть, все еще там, проклинает свое чревоугодие.

— Если вы не против, я хотел бы в этом убедиться. Но сначала не ответите ли, с кем он обедал?

— Он мне этого не сказал. Поэтому-то я и полагаю, что он просто переел.

Не слушая больше, я последовал за Розиной на первый этаж. Там она вывела меня на двор со стороны сада, на небольшой участок, отделявший дом гравера от соседнего дома, туда, где находилось деревянное сооружение для отправления нужды.