Иван Любенко - Роковая партия (сборник)

Я снова налил коньяку, согрел рюмку в руках и с наслаждением неторопливо выпил – да, блаженство рая! А дальше все было так, как я и полагал. Почти… Он пришел в ослепительно белом костюме. Слушал мои оправдания, кивал, молча наполнял смирновской водочный штоф из запотевшего графина, закусывал копченой осетриной, во всем со мной соглашался, затем открыл крышку золотого брегета с музыкой, удивленно хмыкнул, извинился за вынужденный уход и, окрикнув коридорного, удалился. Странный фрукт этот субъект – всегда учтив, вежлив и удивительно спокоен. Но и он теперь в прошлом.

А потом появился цирюльник. Положил на лицо горячий компресс, чтобы облегчить бритье, и, как всегда, удалился. У него такая привычка – пока лицо «отдыхает», Ильяс пьет чай, но ровно через десять минут он войдет снова, снимет теплую марлю и начнет брить острым, как сабля мамлюка, лезвием. От тепла и спокойствия я расслабился и, кажется, заснул. Сквозь сон, сзади послышались шаги…. Внезапно мою голову обхватила чья-то сильная рука, и резко обожгло горло. Я открыл глаза и увидел, как прямо из меня бьет алый фонтан крови. Ниже подбородка, казалось, выросли жабры, разрезанная на шее кожа вывернулась наружу, а обжигающий воздух беспрепятственно входил в гортань, но все равно дышать было нечем. Моя голова безжизненно повисла и уже совсем не держалась. В агонии я сопротивлялся….

– Ох уж эта Россия. Паспорта делают на дорогущей бумаге. А чем она дороже, тем легче совершить подделку, – сокрушался заместитель начальника сыска Каширин. – Да разве это документ, если даже фотографической карточки в нем нет. А вот в Аргентине, там не только карточку клеят, а даже отпечаток большого пальца ставят. А тут – два разных паспорта у горемыки, и поди узнай, какой из них настоящий, а какой поддельный.

– Не только в Аргентине, но и в Бразилии, там владелец ставит еще и собственноручную подпись, – показывая теоретическую осведомленность, поддержал разговор высокий худой паренек, а, в общем, по должности совсем уже и не паренек, а лицо сугубо официальное, только вот сочетание фамилии с именем и отчеством всегда вызывало улыбку. А как тут не улыбнуться – Леечкин Цезарь Апполинарьевич – новый судебный следователь, недавно направленный в Ставрополь для доукомплектования штата. Теперь ему и приходилось отдуваться за всех коллег, постоянно выезжая на происшествия. От ежедневного недосыпания глаза у Леечкина были красными, что вкупе с растопыренными ушами и слегка вздернутым носом делало его чрезвычайно похожим на кролика. И вот перед этими уставшими очами, как раз напротив, сидел и ерзал на стуле, не находя себе места, расчесанный на прямой пробор зефирного вида коридорный Аркадий Касторкин. Комнатой для составления протоколов и допросов свидетелей служил небольшой кабинет, любезно предоставленный самим Иосифом Третьяковым. Рядом с ним располагалась каморка цирюльника, официально еще не арестованного, но уже охраняемого городовым.

– Ну-с, попрошу вас теперь внимательно прочитать протокол и собственноручно его подписать, – вежливо проговорил Леечкин, протягивая коридорному исписанный мелким, но хорошо разборчивым почерком лист бумаги.

– Я бы прочитал, кабы умел. Вы уж лучше, господин следователь, мне сами его огласите. А загогулину свою я как-нибудь нацарапаю, – благодушно признался в безграмотности Аркадий.

– Будь по-вашему, итак:

«Сегодня, мая месяца, двадцать пятого числа, одна тысяча девятьсот восьмого года, я приготовил семейный номер для господина, известного мне как Владлен Константинович Бескудников. В шесть часов пополудни означенный клиент зашел в комнату отдыха № 3, где уже был накрыт стол, сервированный из ресторана гостиницы «Гранд-Отель». Почти сразу за ним вошел другой господин, который также часто пользуется услугами нашей бани, – Понойотис Георгий Александрович. Примерно через двадцать минут он окликнул меня, попросил спичек, я дал ему коробок, он прикурил и покинул баню. Ровно в шесть тридцать я видел, как Ильяс – наш цирюльник – с приготовленными на специальном подносе предметами для бритья также вошел в комнату, которую заказал Владлен Константинович. Потом я был занят обслуживанием других клиентов. Приблизительно через десять-пятнадцать минут я столкнулся в коридоре с господином Поповым, который был испуган, заикался, ничего не мог толком произнести, только взмахнул руками и выбежал на улицу, оставляя каблуками следы, похожие на кровь. Пройдя по ним, я понял, что он вышел из банного номера господина Бескудникова. Я постучал в дверь, но мне никто не ответил. В это время по коридору проходил Ильяс, который тоже подошел к третьему номеру, открыл его, и мы увидели сидящего в кресле вышеназванного посетителя с перерезанным горлом. В луже крови валялась бритва Ильяса. На полу виднелись кровавые следы, оставленные подошвами обуви, как я полагаю, господина Попова. Показания написаны с моих слов, без принуждения. Достоверность подтверждаю собственноручной подписью», – монотонно протараторил следователь, поднимая вопросительный взгляд на Касторкина.