Валерий Иванов: Петля Времени

В. Иванов-Смоленский тоже считает, что, хоть замысел Булгакова доподлинно и неизвестен, "главными героями его романа были не Мастер и Маргарита". Не являются они главными персонажами и его книги, хотя их имена - с переменой мест - фигурируют в ее подзаголовке.

В сущности, начиная с подзаголовка, В. Иванов-Смоленский сознательно отказывается от суверенности своего произведения и затем последовательно, практически на всех художественных уровнях, придерживается принципа интерпретации знаменитой булгаковской книги. На уровне поэтики, отсылающей, условно говоря, к булгаковскому совмещению несовместимого, немыслимому сведению в единой повествовательной плоскости конкретно-земного, даже банального, с инфернально-условным. На уровне творческого метода, который (по отношению к роману М. Булгакова), думается, удачнее всего был определен о. И. Шаховским как "метафизический реализм". На уровне композиции, едва ли не симметричной булгаковской: "Мастер и Маргарита" состоит из двух частей, в целом включающих 32 главы и эпилог; книга-интерпретация содержит заметку "От автора", 36 глав и глоссарий, включающий пояснения некоторых слов, использованных в произведении. Наконец, на уровне жанровой модификации, которая, согласно авторским определениям, синтезирует в себе приключенческий роман и реминисценцию.

Определение жанровой формы "Последнего искушения Дьявола" как реминисценции особенно показательно и изначально предполагает его прочтение и восприятие в свете романа-предшественника. В общем-то, реминисценция в своей содержательной сути нередко используется в литературной практике; разница в том, что в данном случае сам автор изначально, как уже было сказано, декларирует "привязанность" своей книги к произведению-первоисточнику. Впрочем, четкой дифференциации понятия "реминисценция" (как и многих других, если не большинства, литературоведческих терминов) в науке об искусстве слова до сих пор не существует.

Так, автор-составитель "Словаря литературоведческих терминов" (2006) С. П. Белокурова раскрывает содержание этого понятия следующим образом: "Реминисценция (позднелат. reminisc;ntia - воспоминание) - неявная отсылка к другому тексту, наводящая на воспоминание о нем и рассчитанная на ассоциации читателей; воспроизведение автором в художественном тексте отдельных элементов своего более раннего (автореминисценция) или чужого произведения при помощи цитат (часто скрытых), заимствования образов, ритмико-синтаксических ходов и т. д.". Очевидно, по многим параметрам роман В. Иванова-Смоленского соответствует определению "реминисценция", хотя о неявности отсылок к тексту-предшественнику здесь говорить не приходится; наоборот, писатель делает все возможное (в том числе снабжает книгу специальным вступлением "От автора"), чтобы их акцентировать.

В связи с этим уместно привести из того же словаря определение аллюзии (франц. allusion - намек): "художественный прием, сознательный авторский намек на общеизвестный литературный или исторический факт, а также известное художественное произведение. А. всегда шире конкретной фразы, цитаты, того узкого контекста, в который она заключена, и, как правило, заставляет соотнести цитирующее и цитируемое произведения в целом (выделено мною. - Е. Л.), обнаружить их общую направленность (или полемичность)". Ясно, что при таком понимании реминисценции и аллюзии книга В. Иванова-Смоленского в гораздо большей степени подпадает под определение аллюзии.

Впрочем, состояние науки о литературе на сегодня таково, что один термин достаточно легко опровергнуть другим; например, известный российский литературовед В. Е. Хализев определяет ту же аллюзию иначе - как разновидность недомолвок, как намеки "на реалии современной общественно-политической жизни, делаемые, как правило, в произведениях об историческом прошлом". В любом случае, литературовед, имеющий дело с книгой "Последнее искушение Дьявола, или Маргарита и Мастер" найдет благодатную почву для размышлений о ее жанре. Тем более что последний, как уже говорилось, осложнен и определением произведения как приключенческого романа - думается, своего рода авторской "наживкой" для массовой читательской аудитории, которой слово "приключения" говорит гораздо больше, чем реминисценция и аллюзия, вместе взятые. Говорю это не в упрек и не в обиду автору; в конце концов, это тоже способ привлечь внимание широкого читателя к серьезному произведению, каковым книга В. Иванова-Смоленского, безусловно, является. Кстати говоря, способ, давно и с успехом применяемый писателями-постмодернистами, - будь то Умберто Эко или Милорад Павич, Курт Воннегут или некто другой, не менее известный, для кого "засыпать рвы, уничтожать границы" между массовым читателям и эрудитом является делом принципа.