Иногда же Мама Луиса начинала вполне расчетливо тасовать имена, словно речь шла о мерах гигиенической профилактики, иначе говоря, она откладывала в сторону те фрагменты прошлого, что были отравлены присутствием умерших. Тогда вечер проходил вполне сносно — за обсуждением планов на лето, совершенно, впрочем, несбыточных, и рецептов клубничного торта. Эстебан почти всегда сидел тут же, прятался в клубах табачного дыма и наблюдал за по-самаритянски спокойной Алисией, за тем, как она сжимает кулаки, пока ногти не вопьются в ладони, когда Мама Луиса, злоупотребляя привилегиями, которое дает старческое слабоумие, осыпала невестку дежурными упреками. Он старался смягчить удары и менял тему разговора. Честно сказать, порой Эстебан и сам ругал себя за то, что тащит Алисию в дом свекрови: эти встречи не только не помогали ей хоть немного отвлечься, наоборот, они царапали душу — и его душу, кстати, тоже. Он догадывался, что Алисия, которая в последнее время с трудом удерживалась на краю депрессии, больше всего нуждается в тишине, а Маму Луису старость отметила душевной черствостью и глухотой к чужому горю. Зная Алисию, нетрудно было понять, как переживает она страшную катастрофу, во время которой в расплющенной машине в одночасье погибли Пабло и девочка, муж и дочь. Нетрудно было угадать и то, какие мрачные призраки населяли с тех пор ее ночи, ночи отчаяния и бессонницы.
Эстебан всегда любил ее. Гибкую худенькую фигурку, четко очерченные груди, шлем прямых гладких волос, из-под которых пробивался глубокий зеленый взгляд, и даже острые ноготки, растерянно скользящие по ладоням. Он любил смотреть, как она, взяв в руку лейку, застывала над цветочными горшками с конибрами — они стояли в гостиной и с каждым летом делались все краше. Как гладила по голове Роситу, читала ей стишок про Шалтая-Болтая или рассказывала про Королеву Пик. Любил лицо, склоненное над томиком Льюиса Кэрролла с прекрасными гравюрами — подарок Пабло на день рождения. Любил всю эту амальгаму счастливых совпадений, превращающих Алисию в идеальную возлюбленную, образ которой сложился у Эстебана под влиянием книг Кортасара и включал в себя, кроме всего прочего, разумеется, еще и диски Чарли Паркера, сваленные на полке рядом с бутылками. Поэтому Эстебан страстно завидовал судьбе брата, встретившего туманным утром на какой-то демонстрации робкую студентку библиотечного факультета. С тех самых пор тайная связь, незримые нити соединяли Эстебана с невесткой, с женщиной, у которой были девчоночьи коленки и которую одним ноябрьским днем он обнимал на кладбище, когда на нее обрушились потоки дождя и соболезнований, а она все глубже проваливалась в бездну отчаяния и рыданий. Конечно, со стороны Эстебана было бы низостью даже подумать, что смерть брата открывает ему путь к Алисии, но подсознательно, не облекая свои мысль в слова, он знал: рухнул один из разделявших их барьеров — и сразу голос ее стал ближе, прикосновения реальнее. Наверное, поэтому он и звонил ей теперь по три раза в неделю, а в четверг либо в пятницу они вместе блуждали по книжным лавкам и музыкальным магазинчикам, после чего пили кофе или тоник. И еще они виделись во время ее визитов к Маме Луисе. Он снова смотрел на каштановую прядь, падающую на лоб, и ловил взгляд, уплывающий в усеянные капканами лабиринты памяти с душными чуланами то с одной, то с другой стороны. Он смотрел на Алисию или, закрыв глаза, воображал ее тело податливым и жарким, воображал, как она ровно дышит в подушку, а на соседней подушке нет больше головы Пабло, рядом с ней уже никогда не будет Пабло.
— Мне кажется, она чувствует себя не так уж и плохо, — сказала Алисия, заходя в лифт, после того как Мама Луиса заснула под очередной телесериал.
— Да, не плохо. — Эстебан нажал на букву «Б». — В последнее время она выглядит спокойнее. Не знаю, наверное, понемногу забывает. Надо, чтобы она поскорее все это забыла.
— У твоей матери голова все еще работает достаточно хорошо, для нее не так просто взять да и позабыть что-нибудь, — Алисия говорила резко, с неприязнью. — Это наверняка еще одна ее уловка, одна из ее вечных хитростей. Я никогда не знаю, чего от нее ждать.
Небо было плоским и тусклым, собирался дождь. Они дошли до магазинчика, где торговали церковными принадлежностями; в витрине стояло изваяние окровавленного Христа.
— Тебя подвезти? — спросила Алисия. — Машина у меня тут, неподалеку.
— Да нет, я собирался заглянуть к часовщику. — Эстебан поднял воротник куртки. — Черт бы побрал эти часы! После папиной смерти они и двух дней не ходили как следует.
Читать дальше