Антонио Гарридо - Читающий по телам

Серая Хитрость побледнел от гнева, когда стражники императора приволокли прорицателя к ногам Нин-цзуна. Пока его тащили по коридору, Сюй всех проклинал, но удар жезлом заставил его склониться перед императором. Прорицатель взвыл и сплюнул, с дикой яростью глядя на Толкователя трупов. Цы был невозмутим.

— Можете начинать, — произнес пристав.

Ко всеобщему удивлению, Цы обратился к Серой Хитрости:

— Теперь ты позабыл, что в ночь перед убийством мы спали в одной комнате, стало быть, уйти незамеченным, чтобы кого-то убить, я не мог. Но тебе не забыть об обстоятельствах гибели стражника. Они ведь фигурировали в отчете, который позволил тебе занять твой нынешний пост.

Серая Хитрость насупился, делая вид, что изучает свои материалы.

— Я все прекрасно помню, — с вызовом отчеканил он.

— И как же это было? По-видимому, это записано в твоем отчете. — Цы притворился, что сам не помнит ответа.

— Спица, прошедшая через ухо до самого мозга, — пробормотал Серая Хитрость.

— Железная спица?

— Да, так и было.

— Такая же? — Цы неожиданно потянулся к прорицателю и вытащил из его спутанных волосьев длинную иглу.

Члены трибунала замерли. Лицо Серой Хитрости, утратив обычный цвет, превратилось в гримасу ярости. А когда Цы взмахнул спицей перед лицом бывшего однокашника, тот, обуреваемый гневом, покинул зал слушаний. Толкователь трупов не терял ни мгновения. В присутствии судьи Фэна он обвинил прорицателя Сюя в убийстве старшего стражника Гао.

— Сюй заинтересовался вознаграждением, которое Гао предлагал за мою поимку. Страж, по-видимому, был человек осторожный, поэтому и не соглашался выдать вознаграждение авансом, требуя, чтобы прорицатель прежде сдал меня ему. Не знаю, решил Сюй, что его обманули, или они повздорили по иному поводу, но в конце концов Сюй убил Гао с целью грабежа, использовав свой привычный способ: металлическую иглу.

— Вранье! — визгливо крикнул Сюй, но тут же получил новый удар.

— Ты говоришь «вранье»? А вот свидетели утверждают, что труп обнаружен неподалеку от Рыбного рынка. То есть получается, как ни странно, что в нескольких шагах от баркаса, где ты живешь, — выпалил Цы. — А что касается денег за выкуп, то уверяю: если стражники вашего величества опросят хозяев местных харчевен и тамошних проституток, они подтвердят, что нищий Сюй в дни после убийства сорил деньгами.

Раздавленный всеми этими доводами, прорицатель мог только бормотать. Он был теперь похож на собаку, молящую о пощаде. Нин-цзун не изменился в лице. Он просто распорядился задержать преступника и прервать заседание до послеполуденного часа.

При возобновлении процесса Серая Хитрость всем своим видом показывал, что раненый тигр, пусть даже атакованный со спины, все еще способен растерзать своих врагов. Фэн с отсутствующим видом сидел рядом с ним — Цы воспринял это выражение как воплощение лицемерия. Когда в зал вошел император, все склонились в поклоне, — все, кроме появившейся за время перерыва женщины, в которой юноша признал Лазурный Ирис.

Получив дозволение говорить, Серая Хитрость вскочил:

— Божественный государь! Тот факт, что мерзостный прорицатель Сюй пытался обмануть наше доверие, вовсе не освобождает Цы от вполне обоснованных подозрений. Как раз наоборот: одно, но бесспорное обвинение в убийстве делает торжество справедливости еще более неотвратимым. — Седовласый прошел несколько шагов и остановился прямо перед Цы. — Очевидно, что обвиняемый сплел дьявольский план, намереваясь покончить с жизнью министра Кана, и что он его исполнил в точности, а затем попытался скрыть свое ужасное преступление, имитируя обычное самоубийство. Вот оно, истинное лицо этого юноши: друг извращенцев. Беглец от правосудия. И подельник убийц.

Нин-цзун с выразительностью мумии еле заметно опустил веки. Затем, как то и предписывалось правилами, он предоставил слово для защиты Толкователю трупов.

— Ваше величество, — поклонился юноша, — несмотря на все сказанное в моей первой речи, позволю себе еще раз подчеркнуть, что я никогда не стремился на службу к Кану и что именно досточтимый министр повелел мне оказать посильную помощь в расследовании преступлений, предшествовавших его смерти. А теперь я осмелюсь напомнить про обстоятельство, до дыр затертое во всевозможных учебниках по судебному праву: чтобы совершилось преступление, преступнику нужен мотив. И не важно, будет ли то месть, вспышка гнева, ненависть либо алчность. Однако в отсутствии мотива мы будем столь же беспомощны, как беспомощен ныне я перед ложным обвинением. И вот я спрашиваю: зачем мне нужно было убивать Кана? Все помнят, что в случае успеха расследования его величество обещал мне высокий судебный пост. Так скажите же мне, — Цы обернулся к Серой Хитрости, — станет ли голодный сбивать единственное яблоко в своем саду?