— У тебя мало времени. Они идут сюда со стороны реки. Тебе надо возвращаться домой. Я пришел предупредить тебя.
— Зачем? — поинтересовался я.
— Скажем, господин Леви был моим хорошим другом.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Ну же, сынок, — сказал он, протягивая мне руку.
— Скажите, когда вы видели его в последний раз, прошу. Я должен знать.
— Вчера, — ответил сапожник. — Доминиканцы забрали его со всей семьей.
Он снова протянул руку и легко потрепал меня. Я невольно отшатнулся.
— А Диего Гонкальвиш? Он тоже был с господином Леви?
Он нервно оглянулся на дверь.
— Слушай, нам пора! Неужели не понимаешь?
— Вы видели Диего Гонкальвиша?
— Нет. Насколько я видел, его здесь не было. Возможно, его поймали. — Он пожал плечами и сердито продолжил: — Слушай, я ухожу. Ты можешь пойти со мной, а можешь ждать, пока они придут и заберут тебя. И можешь не сомневаться, наваррская карга проследит за тем, чтобы они поскорее тебя нашли. Это она открыла им дверь, чтобы они не слишком утомились, добираясь до господина Леви.
Он наклонился, чтобы подобрать киянку и пробойник. Страстное желание ударить его ножом в шею накатило на меня. Зачем мне было ранить этого добродетельного христианина?
Обладала ли ртуть, плескавшаяся в моих жилах, собственной волей?
— Идем, — сказал он, выпрямляясь.
В голосе его слышалась мольба, напомнившая мне об отце, призывающем меня к учебе. Из-за дома до нас внезапно донесся крик. Сапожник поднес к губам кривой палец, взывая к тишине.
Вдвоем мы выбрались на лестницу, как дети, задумавшие опасную проделку. Наваррская карга, как он ее назвал, стояла пролетом выше с выражением глубокого презрения на морщинистом лице. Сапожник поднял киянку и легонько стукнул себя по лбу, демонстрируя, что он сделает с ней, если она нас выдаст.
Мы спустились по лестнице бесшумнее кошки, преследующей добычу. Теперь я хотел найти Самсона и прочитать письмо, отправленное ему дядей. Я планировал добраться до Porta de Sao Vicente , ворот Святого Винсента, выйти из города и держать путь на северо-запад к его дому.
Снаружи в утренней дымке все еще беспокойно сновали ласточки. Ропот, доносящийся с запада, пронзали вспышки хохота опьяненных жаждой крови людей.
Сапожник указал вдоль улицы на восток, в сторону поднимающегося солнца.
— Иди с Богом, — сказал он, взяв меня за плечо.
Я поблагодарил его и побежал.
Не могу выразить, насколько притупилось мое здравомыслие после смерти дяди: любой еврей на моем месте понял бы, что доминиканцы запрут все выходы из города после первой же утренней молитвы.
Ошибкой было и то, что я бежал. Звук шагов выдал меня старым христианам.
Больше сотни их стояло возле ворот Святого Винсента. Стоило им увидеть меня, и в мою сторону, словно стрелы, взметнулись клинки.
Я остановился, желудок сжался от страха. Даже теперь ощущение неумолимого приближения рока заставило меня вытянуть вперед руку в поисках изгороди или стены.
Разумеется, я схватил воздух, затем инстинктивно нащупал нож. На какое-то мгновение я оказался на грани самоубийства. Это было бы просто: в те дни я все еще верил в существование Бога и не боялся смерти. Умирания. Но не чудесного путешествия в Небесное Царство. Последняя молитва, один удар ножом — и я был бы свободен. Мысль была: «Лучше я своими руками освобожу свою душу, чем это сделают люди с распятиями».
Конечно, они не могли наверняка определить по внешности, был ли я новым христианином. Но если бы они раздели меня, соглашение с Богом сделало мое вероисповедание очевидным.
Жажда жизни оказалась сильнее. Или, быть может, я слишком сильно желал найти Иуду.
Я развернулся и бросился бежать, словно у меня не оставалось иного выбора. Гнались ли за мной? Я не мог сказать: все чувства утонули в бешеном ритме пульса. Представьте себя рядом со свинцовым колоколом, неистово звонящим в минуты урагана. Так билось мое сердце и рвалось из груди дыхание.
Все, что я могу вспомнить теперь — это спуск по бесконечным лестницам, запах собственного ужаса. Следующая картина, отпечатавшаяся в памяти — колокольня. Я оказался перед фасадом церкви Святого Мигеля, в каких-то двух сотнях пейсов от дома.
Без предупреждения колокольня завалилась на бок. Меня отшвырнуло назад, спиной на мостовую.
Хотя мне не хватало воздуха, боли я не чувствовал — только недоумение. Голова словно оказалась внутри стеклянной амфоры. Как будто рука Господа, не предупредив, переместила меня в пространстве.
Читать дальше