Ричард Зимлер - Последний каббалист Лиссабона

— Отец… — говорит Жоанна. — Я уверена, в этом нет необходимости.

— Конечно же, моя дорогая, ты решила именно так. Для молодой женщины не имеет значения ничего, кроме любви.

— В Кастилии это расценивается как остроумная шутка, — показывает мне Фарид. — Думаю, нам следует восхищенно улыбнуться.

Граф поворачивается ко мне, вопросительно подняв брови:

— Я спросил, какое у вас ко мне дело, сеньор Зарко.

— Моей семье принадлежит фруктовая лавка. Но я действительно…

— О, прошу вас! — восклицает он, протестующе всплескивая руками. — Не надо мне рассказывать о твоей семье! Семейные узы — проклятие в землях Испании и Португалии. Ты должен уходить… нет, убегать от них, милый юноша!

Я оглядываюсь на Фарида, ища его мнения о том, что следует ответить. Он вздыхает и показывает:

— Он зачем-то пытается нас запутать.

— Ты прав, — замечаю я, вставая.

— «Ты прав» в чем? — ошеломленно переспрашивает граф.

— Просто скажите мне, зачем вы собирались покупать рукописи у Симона Эаниша, — говорю я.

— Я только что сказал тебе, сынок! Дублоны, мараведи, крусадо, реалы … И не говори мне, будто твое сердце не начинает биться быстрее при звуке великих имен денег! Они как имена Бога. Только совершенно не такие тайные. Благословен будь Тот, Кто создает очевидное. — Он наклоняется ко мне, шепча: — Возможно, мне не следовало этим заниматься, но… Твой дядя знал, что это такое. Слушай, мальчик мой, здесь я покупаю рукописи за гроши. Вы, несчастные, спите и видите избавиться от них. А потом я продаю их за целые состояния в Александрии, Салониках, Константинополе, Венеции, — даже Папа Юлий, да будут благословенны камни, служащие основанием церкви, и тот заинтересован в них. Возможности нажиться на этом деле неисчерпаемы. А теперь вот я узнал, что где-то у тебя запрятана пара великолепных поэм. Так почему бы их не продать? Тогда ты сможешь выбраться из этого ада. Я даже помогу тебе. У меня есть связи в портах. В Фару есть…

Откуда этот вороватый проныра знает, что дядя хранил рукописи на иврите? Я спрашиваю Жоанну:

— Это правда? Это все из-за золота?

Она печально смотрит мне в глаза и утвердительно кивает.

Так этот разбогатевший выскочка полагает, что дядя переправлял работы Абулафии и Моисея де Леона только лишь ради денег! Как будто такие работы по Каббале вообще имеют хоть какую-то ценность в мире сущем!

— Пришло время для откровенного разговора, — говорю я графу, словно отдавая приказ. — Это вы приказали убить моего дядю?!

Он откидывается на спинку стула, оскорбленный, но берет себя в руки и жестом предлагает мир:

— Разумеется, нет. Я не…

— Но если то, что вы рассказали, правда, то, в таком случае, вы считали его конкурентом. Вы должны были попытаться…

Слова тонут в захлестнувшем меня гневе.

— То есть, ты ничего мне не продашь? — спрашивает он. — Даже Агаду? Книгу Эсфирь? Одну-единственную…

— Отец, прошу тебя, — молит Жоанна.

— Ничего! — говорю я. — И если я узнаю, что вы убили моего дядю, клянусь, я перережу вам глотку!

Граф улыбается:

— Как же возбуждают угрозы! Полагаю, это полезно, чтобы немного расцветить мое лицо, да?

— Меня тошнит от вас, — говорю я.

Моя шея пылает, я разворачиваюсь и иду к двери. За спиной слышатся торопливые шаги. Крошечная ручка Жоанны цепляется мне в запястье, и она шепчет мне:

— Ты должен найти дворянку, которую отец называет «Царицей Эсфирь»! Но берегись ее!

Близкий аромат волос Жоанны был подобен невидимому продолжению моих собственных желаний. Она сжала мою руку и бросилась прочь. Из комнаты, оставленной позади, я услышал звук пощечины:

— Это серьезно! — зарычал ее отец. — Что ты ему сказала?!

Я было попытался вернуться, но в ее глазах застыла просьба уходить. За воротами дворца, вдыхая золотистое сияние заката, я передаю ее слова Фариду. Он показывает мне:

— Каждое имя прибавляет новую страницу к нашей книге тайн.

— Да. И мы должны просмотреть личную Агаду дяди, чтобы понять, какую именно страницу. Теперь я начинаю понимать. Зоровавель должен быть там. Царица Эсфирь тоже. И когда я их найду, я не сомневаюсь, что у них будут лица контрабандистов.

— Тебе следует знать еще кое-что, — показывает Фарид. — Этот граф, он тот же человек, что и Исаак, который пытался продать тебе рукопись на иврите.

— Чего?!

— Это один и тот же человек — Исаак из Ронды и граф Альмирский.

— С чего ты это взял?

— Я знаю. Во-первых, глаза. Их никак не изменишь. И некоторые его жесты. Ты ведь заметил, какие у Исаака из Ронды были изящные руки. Он, как и говорил, великолепный актер. Он, должно быть, хорошо умеет изменять голос, иначе ты узнал бы его. И у него блестящая маскировка. Но не идеальная. И за всеми его ароматами остался один, от которого не избавиться. Гвоздичное масло.