Юлиан Семенов - Горение. Книга 3

— Это законченная новелла, — заметил Дзержинский. Горький кивнул:

— Будет называться «Жалобы»… Все в голове, записываю… Туго идет… Прежде я норовил подсказывать читателю вывод, это — в традиции у нас, прав ваш Николенька, мы по сути своей нравоучительны, самые последние христиане Европы, да еще византийского толка — пропущены через Азию, роскоши прилежны, внешнему, форме — слово чтим более дела… А сейчас думаю записать рассказ по-новому: некий фотографический портрет собеседников… Пусть читатель сам делает вывод, нечего мне брать на себя функцию митрополита.

— Ну а если все же читатели спросят совета?

— Так он, совет этот, постоянно был у нас с вами на слуху во время сегодняшнего утра, изволите ли видеть… Дело… Свободная работа — та, которую человек определяет себе соответственно призванию; право в этой его работе быть хозяином, управителем себе самому… Нынешняя власть — самодержащий дурак Романов со товарищи — никогда не позволит народиться силе, которая живет своим умом, а не его рескриптом… Следовательно, грядет — рано или поздно — революция, которая даст право каждому быть творцом своего счастья… Нынешняя-то Россия определяема одним лишь словом «нельзя», какая-то трагическая страна «нельзяния», право. Если и дальше будет идти так, как идет, наступит новый апокалипсис для моего народа: Европа рвется вперед, Япония не уступает ей, и мы будем свидетелями того, как огромная держава медленно утонет в хляби, лишенная права на освобождающую радость созидания… Все же, знаете ли, человек только тогда звучит гордо, когда он свободен в мысли, поступке, любви и мечте… Иначе — химера, холодный лозунг, маниловщина…

— Вы позволите мне почитать ваши последние вещи, Алексей Максимович?

— Конечно, чего ж не позволить… Тем более все чаще начинаю думать — то ли пишу? Нужно ли все это вообще? Хандра какая-то… А сами ничего нового после вашего «Побега» не сделали?

— Нет… То есть в тюрьме я вел дневник… Но думаю, это не для широкого читателя… Отдам в архив партии…

— Перед тем как станете передавать в архив, позвольте мне глянуть, а?

Назавтра вечером постучался в дверь комнаты Дзержинского; глаза были мокрые, слез не стыдился; глухо покашливая, сказал:

— Про архив партии — зря, Феликс Эдмундович… Такое непременно следует печатать. Документ, изволите ли видеть, порою оказывается сильнее любого романа… Правда эпохи читается именно в тех строках, которые вы мне передали… Хороший вы человек, дрложу я вам… Муторно у меня было на душе последние месяцы… Разгром революции — это гибель мечты… Так ведь мы все мечтали о новом, так мечтали… Н-да-с… А вы — помогли мне своим дневником, спасибо… Рыбачить будете один, я — сажусь писать, это — запойно у меня, сутками, не сердитесь, ладно?

один из псевдонимов Ленина

один из псевдонимов Дзержинского

один из псевдонимов М. М. Литвинова

»подметка» (жаргон охранки) — провокатор

псевдоним Арона Каца, казненного в 1909 году

Азеф. (Примеч. авт.)

провокаторы. (Примеч. авт.)

В. Л. Бурцев, охотник за провокаторами. (Примеч. авт.)

А. В. Герасимов, начальник петербургской охраны. (Примеч. авт.)

А. Е. Турчанинов, быв. чиновник варшавской охраны, перешедший к революционерам. (Прим. авт.)

Р. Люксембург. (Примеч. авт.)

без

отдел городской полиции Парижа

падло, мыдло, пшестирадло (польск.) — падаль, мыло, стирка; Рыдз произнес этот шутливый набор фраз с французским акцентом

»Ядзя» — Турчанинов

»Влодек» — Бурцев

»Нэлли» — 3. Жуженко, член партии соц. -революционеров, провокатор охранки

»Дедушка Герасим» — А. В. Герасимов

выступления на заседаниях ЦК эсеров, работа по выработке резолюций

»толстяк» — Азеф

»собирались на чай» — съезд эсеров

»ябедничала» — писала донесения

»Дядя Клим» — генерал Климович, начальник московской охранки

»детвора» — члены ЦК и делегаты эсеровских съездов

Жуженко знала от Климовича, что Азеф является агентом охранки, в то время как Герасимов не открывал ему принадлежность Жуженко к охранке