Эрнест Капандю - Рыцарь курятника

– Какие новости? – спросил А.

– Никаких, – отвечал человек, – все идет хорошо.

– Отель окружен?

– Мышь не пробежит. Ваши приказания исполнены.

– Где Мохнатый Петух?

– На улице Барбетт, с одиннадцатью курицами.

– Где Петух Малорослый?

– У монастыря Св. Анастаза, с десятью курицами.

– Где Петух Яго?

– В подвале отеля Альбрэ, с десятью ку…

– А Золотистый Петух на Монмартрском бульваре, с пятью курицами, – перебил А.

– А-а, вы это знаете? – с удивлением спросил его собеседник.

– Я заплатил за право пройти, не дав себя узнать.

Достав из кармана плаща яйцо, он протянул его собеседнику:

– Положи это в гнездо и, если все готово… пойдем!

Наступило минутное молчание.

– Где курятник? – вдруг спросил А.

– Под мостом. Под первой аркой.

– Он полон?

– Почти.

– Сколько там куриц?

– Восемнадцать.

– А петухов?

– Три.

– Хорошо. Ступай приготовь полет.

– По какому направлению?

– Ты узнаешь об этом в свое время.

– Других приказаний не будет?

– Нет. Ступай!

Человек исчез в снежном вихре. А. остался стоять там же. Он прислонился спиной к двери, поставив обе ноги на деревянную ступень, и оставался в таком положении несколько секунд. Вдруг дверь сама отворилась, и А. исчез.

А. находился в узкой комнате, освещенной фонарем, висящим на стене. Он снял с себя длинный плащ, шляпу с широкими полями и маску.

Тогда лицо его осветилось фонарем. Это был человек лет тридцати пяти, необыкновенно красивый. Лицо, выражавшее мужество, незаурядный ум и необыкновенную душевную силу, было бледно.

Сняв маску, плащ и шляпу, он стряхнул с платья следы земли, оставшиеся после ночного посещения сада на улице Вербуа; подошел к умывальнику и старательно вымыл руки, а из шкафа, стоявшего возле стола, достал треугольную шляпу с

черным шелковым галуном и серый плащ. Сняв со стены фонарь, он отворил небольшую дверь, спустился по лестнице, и дверь за ним затворилась без малейшего шума.

А. находился в маленьком коридоре, в конце которого была большая комната, убранная, как лавка оружейника. Он шел на цыпочках среди мертвой тишины, нарушаемой только его шагами. Лавка была пуста, ставни внутри закрыты, большая дверь, обитая железом, с огромным замком, из которого торчал большого размера ключ, находилась в конце лавки. А. дошел до нее с бесшумностью тени. В левой руке он держал фонарь, бледный свет которого освещал шпаги, кинжалы, сабли, ружья, пистолеты, висевшие на стенах.

Он положил руку на ключ замка и с трудом повернул его; дверь со скрипом отворилась. В ту минуту, когда он ступил на первую ступень маленькой лестницы, ведущей на верхний этаж, яркий свет вспыхнул там, и послышался чей-то мягкий голос:

– Это ты, братец?

– Да, сестрица, это я! – ответил А. и проворно поднялся наверх. Юная девушка стояла на площадке первого этажа с лампой в руке.

Она была среднего роста, нежная и грациозная, с большими голубыми глазами и прекрасными светло-русыми волосами. Лицо ее выражало радостное волнение.

– О, как ты сегодня поздно! – укоризненно воскликнула она.

– Если кто из нас и должен сердиться, Нисетта, – ответил А., нежно целуя девушку, – так это я. Мне следует тебя бранить за то, что не спишь до сих пор.

– Я не могла уснуть.

– Почему?

– Я беспокоилась, так как слышала, что ты вышел, и велела Женевьеве лечь. Я сказала ей, что пойду в свою комнату, но осталась в твоем кабинете. Ожидая тебя, молилась Богу, чтобы Он тебя защитил, и Он принял мою молитву, потому что ты вернулся здоров и невредим.

Разговаривая таким образом, они вошли в комнату, скромно меблированную, оба окна которой выходили на набережную.

– Ты голоден, Жильбер? Хочешь ужинать? – спросила Нисетта.

– Нет, милая, я не голоден, только устал, и это неудивительно: если я возвратился поздно, то потому, что работал всю ночь.

– На фабрике?

– Да.

– Стало быть, у тебя есть известие о Сабине?

– Да.

– Она здорова?

– Совершенно.

– И… – продолжала Нисетта, колеблясь, – это все?

– Да.

– Но… кто сообщил тебе о Сабине?

– Ее брат…

Нисетта вздрогнула и, терзаемая любопытством, осторожно спросила:

– Ты видел Ролана?

Тот, кого молодая девушка назвала Жильбером, взглянул на нее с добродушной усмешкой.

Нисетта вспыхнула и в смущении опустила свои длинные ресницы.

– Да, – сказал Жильбер, смеясь, – я видел Ролана, моя дорогая Нисетта; он говорил мне о тебе целый вечер.