В тот вечер князь был в ударе.
По просьбам собравшихся он вызывал то одного, то другого великого духа – они являлись, объявляя о своём присутствии утробными стонами, душераздирающими вздохами, дуновениями ледяного воздуха, исходившего словно из-за спины спирита; они благосклонно отвечали на вопросы, стол буквально парил над полом, легко, как балерина – касаясь паркета то одной ножкой, то другой.
Всех участников сеанса охватило необыкновенное воодушевление и волнующее чувство восторга. Брались ли они за руки, держали ли ладони на столе, – духи были на редкость благорасположены, общее настроение восхищения и причастности к чуду наполняло воздух золотистым сиянием, дрожащим и мерцающим во всём затемнённом салоне. Даже Наполеон Бонапарт, давно утомлённый постоянным беспокойством и, как правило, отделывавшийся односложными ответами, вдруг разговорился, пустился в воспоминания, милостиво напророчил леди Каринс скорое наследство, а бледненькой юной виконтессе Болингброк – счастливое замужество в следующем сезоне.
Когда сеанс был закончен и в салоне зажёгся свет, все участники, и даже зрители, зааплодировали, столпились вокруг князя, выражая свой восторг и восхищение.
– Какой… какой дар, какой невероятный талант вы утаили от нас, ваша светлость! – сказал Бёрлингтон, тряся небольшую, изящную руку Урусова. Тот кивнул, с достоинством поблагодарил.
В зал внесли аперитивы, потом гостей позвали в столовую. Суон почти не разговаривал с Урусовым – перекинулись парой фраз, большее между русским князем и простым старшим инспектором не предполагалось, даже если оба он были гостями графа Бёрлингтона. С Флитгейлом Урусов тоже почти не вступал в беседы, и был безукоризненно любезен, что тоже вполне объяснялось не только разницей в происхождении, но и недавней, с огромным трудом улаженной, ссорой. Урусов вообще, в отличие от вызванных им духов, был неразговорчив и, уподобившись Бонапарту, только односложно отвечал на вопросы. Взгляд его был безразличным, то рот, то глаз время от времени дёргались судорогой. Он только один раз задержал взгляд на ком-то из гостей: он посмотрел на Иву – тёмным, немного тоскливым взглядом, в котором лишь на мгновенье промелькнуло что-то тёплое, живое.
Когда вечер благополучно приблизился к завершению, и гости стали расходится, всё ещё восторгаясь вечером и выражая благодарности, Урусов подошёл к Иве, лишь коротко кивнув стоявшему рядом Флитгейлу. Ива протянула ему руку на прощание – прикосновение обдало Иву горячим, сухим жаром, так непохожим на бережное тепло прикосновений Гая.
– Мисс Ива, я… я хотел бы поблагодарить вас… Я бесконечно вам за всё благодарен. Признаться, я никудышный медиум, – сказал он тихим, мягким голосом, нехотя и медленно отпуская её пальцы.
– Право, князь, какие пустяки, – ответила Ива, чуть помедлив, а потом быстро улыбнулась большим, прекрасным ртом, развернулась, взяла под руку Гая Флитгейла и вышла из салона.
* * *
– Ива, – сказал Флитгейл, – Ива…
Они сидели в авто, ведомом Алоизом, Ива куталась в пальто с высоким воротом, рассеянно глядя на тёмные дома и парки, проносящиеся мимо в жёлтых пятнах фонарей. Её рука лежала в руке Флитгейла, плечо прикасалось к плечу.
– Ива, ведь это не может бесконечно так продолжаться. Вы мучаете меня. После Турции я не представляю себе существования без вас… без тебя.
– Да, да, – немного рассеяно ответила Ива, повернула нежное, сияющее отражённым светом лицо к Гаю, подняла руку и поправила кашне на его шее около уха, – но я не смогу переехать в Ливерпуль в этом сезоне…
– Ливерпуль? Зачем – Ливерпуль?… – спросил Гай, от изумления совершенно забыв переспросить – что означало это рассеянное «да».
– Ах, извини, ты ведь не получил сегодняшней почты, не так ли?
На столике в прихожей миссис Грин лежало письмо, в котором доктору Флитгейлу любезно предлагали возглавить кафедру Древней истории Ливерпульского университета.
КОНЕЦ
Фирман, ферман – указ или декрет монарха в некоторых исламских государствах. В обиходной речи – официальное разрешение, разрешительный документ.
«Набукко», или «Навуходоносор» – опера Джузеппе Верди на либретто Темистокле Солера, основанная на библейских событиях. Действие происходит в Иерусалиме в VI веке до нашей эры. Набукко – сокращённая итальянская интерпретация имени царя Навуходоносора II. Впервые опера была поставлена в Милане в 1842 году.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу