Сергей Булыга: Царское дело

И дядя Трофим начал оглядываться. Но вокруг по-прежнему никого не было, а только стало еще сумрачней. Маркел повернулся к Милке и стал поправлять на ней хомут. А после отступил к саням и взялся за вожжи.

— Эй, ты чего?! — спросил дядя Трофим.

Маркел молча расправил вожжи и уже приготовился ими встряхнуть.

— Ты мне это не дури! — сказал дядя Трофим уже совсем сердито. — Ты куда это теперь собрался?!

— Домой, — просто сказал Маркел.

— Домой! — передразнил его дядя Трофим. — А люди скажут: а чего это он ездит? Туда-сюда, туда-сюда! Может, он умысел какой имеет? Может, погубить кого задумал?!

— Так что, — спросил Маркел, — мне тогда теперь делать?

— Га! — громко сказал дядя Трофим. — Ну, не на морозе же стоять. На вот, заноси пока что хоть сюда. — И он показал на дверь в подклеть. — Там открыто. И никто оттуда не возьмет, не бойся. У нас с этим строго. Га-га! Место же какое, сами понимаете!

— А после что? — спросил Маркел, глядя на дверь.

— После придумаем, — уже совсем уверенно сказал дядя Трофим. И еще радостней продолжил: — А вон Филька идет! — И позвал: — Филька! Иди сюда!

Подошел какой-то Филька, от него крепко разило непонятно чем, и по приказу дяди Трофима он начал помогать Маркелу переносить мешки в подклеть. То есть Филька и Маркел носили, а дядя Трофим стоял. Когда все было перенесено, дядя Трофим велел Фильке взять Милку, поставить ее где-нибудь под крышу и задать чего-нибудь поесть. Филька повел Милку в конюшню. Дядя Трофим, еще немного помолчав, сказал:

— Не готовился я сегодня к гостям. Да и живу я бобылем. Так ты это… Возьми того-сего на пробу. — И, оживившись, прибавил: — А то завтра понесу боярину, и вдруг это не то? И он тогда как взъярится!

Маркел понимающе кивнул, открыл дверь в подклеть, взял, с большего, немного закусить и выпить, и они пошли к дяде Трофиму. Дядя Трофим шел впереди и что-то негромко насвистывал. Дядя Трофим, как Маркел это помнил, был человек веселый, хоть и служил в очень серьезном месте — в Разбойном приказе.

Жилище у дяди Трофима было, как у всякого бобыля, плохо устроенное, бедное. Вначале Маркел следом за хозяином вошел в узкие темные сени, где сбоку стояла обыкновенная крестьянская лавка, а на ней ведро с водой. В ведре плавал деревянный ковш. Дальше прямо вперед была одна дверь, наверное, в чулан, а налево вторая — в светлицу.

Если, конечно, эту полутемную каморку можно было так назвать. Убранство там было самое нехитрое: стол да лавки. Маркел повернулся к красному углу и перекрестился на икону.

А вот икон у дяди Трофима было много, и среди них немало очень знатных. Но знатнее всех была Николина икона — сразу видно, очень старая, потому что сильно потемневшая. Да и письмо там было очень гладкое, сейчас, сразу подумал Маркел, так уже и не напишут. И, не сводя глаз с Николы, Маркел еще раз перекрестился — еще шире, а после поклонился низко, проведя рукой по половицам. Дядя Трофим радостно спросил:

— Хорош Никола?

— Эх-х! — только и сказал Маркел. И опять стал смотреть на Николу. Лоб у Николы был сильно наморщенный, взгляд неподвижный, строгий. Маркел оробел, отвел глаза…

И только теперь увидел, что в светлице есть еще одна дверь, ведущая, так надо думать, на вторую половину.

Но это что! А вот возле двери, в самом углу, висел богатый турецкий ковер, а на нем сабли, и ножи, и пищаль, и два пистоля. Маркел до этого пистолей никогда близко не видел, не то что в руках не держал, поэтому он сразу же шагнул к ковру, глаза у него снова загорелись, но уже совсем не так, как при виде Николы.

Но дядя Трофим строго сказал:

— Это после. Пока ставь на стол.

Маркел опомнился и отступил, положил на стол мешок с провизией и рядом поставил бутыль и бутылку. Дядя Трофим тем временем откинул занавеску и взял с полки два шкалика — серебряных. Маркел, глядя на них, подумал, что дядя Трофим не только жены, но и прислуги не держит, вот это бобыль так бобыль. А не сказать, что бедный; вон какой ковер, его продай, и на три года хватит. А то и на пять!

Дядя Трофим велел садиться. Маркел сел к столу, с краю, конечно, как приезжий. Дядя Трофим взял сушеную рыбу, ловко разломил ее и одну половину дал Маркелу, а ту, которая без головы, оставил себе. И кивнул. Маркел взял бутыль и налил по шкаликам. Дядя Трофим принюхался, после взял шкалик и поднес его к губам, принюхался еще раз и спросил:

— Что это?

— Вот и мы тоже про это думали, — сказал Маркел. — Спор у нас вышел с Карпом Никанорычем. Я говорю одно, а он говорит: нет.