Татьяна Сахарова - Добрая фея с острыми зубками

— У вас работала медсестрой Киселева Оксана Тихоновна. Она вышла на пенсию чуть более года назад.

Валерий Александрович кивнул и неопределенно развел руками. Конечно же, к чему главному начальнику учреждения интересоваться младшим медицинским персоналом?! Я вот тоже не знаю по именам ни наших уборщиц, ни охранников, ни сотрудников, нанимаемых по контракту на временные работы. И вовсе не потому, что все начальники сволочи бессовестные и им дела нет до рабов на плантациях. Просто, если все добропорядочные граждане станут обращаться со своими личными проблемами к президенту, у него не останется времени руководить страной, у главного врача больницы не будет возможности грамотно организовывать процесс лечения, а я, например, не смогу эффективно оперировать ценными бумагами. А если моя работа будет сделана плохо, то та же самая безымянная уборщица останется в конце месяца без зарплаты.

Я принялась терпеливо прояснять Валерию Александровичу ситуацию.

— Медсестра Киселева много лет работала в вашем роддоме. Ее разыскивает двоюродный дядя, проживающий последние сорок лет в Канаде и имеющий там несколько десятков продуктовых магазинов. Своих детей у него нет, вот он и вознамерился осчастливить завещанием далекую заокеанскую племянницу. К сожалению, когда наш сотрудник приехал домой к Оксане Тихоновне, оказалось, что она буквально неделю назад скончалась. В связи с ее смертью мы уже собрались отослать дядюшке отрицательный ответ вместе с нашими соболезнованиями, но случайно стало известно, что в молодости у Киселевой были дети. Она родила их без мужа и якобы бросила в роддоме. Сейчас мы пытаемся отыскать этих ребятишек, вернее сказать, уже вполне взрослых людей, и обрадовать канадского родственника наличием сразу нескольких наследников.

— А чем я могу помочь? Дети усыновляются через дома малютки или через интернаты. Роддома этими проблемами не занимаются.

— Да, но вопрос в том, в какой дом малютки попали младенцы? Мы подумали, что если Киселева работала у вас, то и рожала здесь же. В вашем архиве должны сохраниться записи, куда эти дети были направлены.

— Но вы же понимаете, такую информацию мы обычно не разглашаем.

— Других шансов отследить дальнейшую судьбу малюток нет. Вы же не хотите лишить брошенных сироток нескольких миллионов в твердо конвертируемой валюте?

— Не хочу, — отрицательно замотал головой главврач и даже отмахнулся руками, показывая, насколько сильно не хочет. — Я сделаю исключение только ради вашей программы. В нашем архиве наверняка имеются необходимые записи.

— Мне еще понадобится отдел кадров, — добавила я, скручивая быка за рога. — Возможно, в личном деле Киселевой найдутся какие-то интересные для меня данные.

— Хорошо… Но должен вас предупредить, в архиве сотни регистрационных журналов. Если не знать точно хотя бы год рождения…

— Ничего, я попробую. Не получится самостоятельно, привлеку дополнительные силы.

Главврач вызвал секретаршу и дал ей распоряжение сопроводить меня по инстанциям и обеспечить там любовь, почет и уважение. Мысленно я воспела хвалебную песнь популярной российской телепрограмме.

В отделе кадров нас встретила хмурая грымза неопределенного возраста в не слишком свежем белом халате и стоптанных босоножках «прощай молодость». Уяснив причину нашего визита, она долго причитала, поскольку личные дела бывших сотрудников хранились отдельно в огромной кладовке и никак не систематизированы. Но перечить указаниям высшего руководства кадровичка не посмела и нехотя удалилась на поиски. Некоторое время спустя она вручила мне доисторическую картонную папочку с оторванными завязками.

Я углубилась в ее изучение, хотя изучать было особенно нечего. В краткой автобиографии значилось, что Киселева воспитывалась в детдоме где-то под Рязанью, потом работала санитаркой в больнице и училась в медицинском училище. Дальше следовала запись в учетном листке о приеме ее на работу в роддом, датированная июлем шестьдесят восьмого года. Несколько отметок о внутренних переводах и мелких поощрениях. И ни слова о детях, что, впрочем, естественно, если женщина отказалась от них сразу после родов. Закончив знакомство с личным делом, я попросила грымзу подсказать мне имена сотрудников, которые работают в роддоме с конца шестидесятых. К моему удивлению, эта просьба затруднений не вызвала. Совсем недавно по поводу какого-то юбилея местного масштаба старейших работников чествовали и награждали грамотами. Но, как оказалась, тех, кто меня интересует, осталось при делах лишь двое: электрик Митрич и нянечка Тамара Никандровна, обитающая в отделении хирургии. Другие старейшины коллектива трудятся в роддоме в лучшем случае с середины семидесятых.