Дарья Калинина - Беспредел в благородном семействе

– Это я… Инга.

Последовала новая пауза.

– Чего пришла?

– Мне показалось, что ты расстроилась. Вот я и захотела тебя найти.

– Зачем?

Инга смущенно молчала. Вопрос Раисы поставил ее в тупик. Но Раиса неожиданно ответила на свой вопрос сама:

– Хочешь еще немного потешиться над жирной коровой?

– Рая! – воскликнула Инга возмущенно. – И в мыслях такого не было! И вообще жирная корова – это ты о ком?

– О себе. О ком же еще?

– Не смей так себя называть! – строго произнесла Инга. – Никогда. И ты, если хочешь знать, вовсе не жирная… ты… Ты роскошная!

Раиса снова помолчала. А потом ее голос из темноты неуверенно произнес:

– Скажешь тоже, роскошная. Жирная я!

– Это все относительно. Ты в Эрмитаж ходила?

– Нет, – откликнулась Раиса. – А зачем?

– Ты сходи, – посоветовала ей Инга, пробираясь поближе к Раисе.

Подойдя, она обнаружила Раису, сидящую в снегу. Опустившись рядом с ней, Инга спросила:

– Про Данаю, надеюсь, ты хоть слышала?

– Картина вроде такая есть? – неуверенно пробасила Раиса.

– Известнейшая картина! – восторженно откликнулась Инга. – И могу тебе сказать, что изображенная на ней женщина отнюдь не худышка.

– Ну, до меня-то ей все равно далеко.

– Так ведь там она молодая.

Раиса громко шмыгнула носом. Но голос у нее, когда женщина заговорила вновь, звучал уже менее трагично:

– В молодости-то я постройней ее была, что верно, то верно. Это после рождения Янки меня так разнесло. У моей матери тоже так было. И у бабки. Насчет прабабки не ведаю, но думаю, что и у нее такая же история. Мы вообще все в роду крупные.

Инга задумалась. А ведь и впрямь, что Раиса, что Павел – оба рослые и крупные люди. Даже тяжеловесные. Раиса, конечно, повыше супруга, но и Павел отнюдь не миниатюрный мужчина. При этом дочка у этих двоих уродилась изящная и стройная. Впрочем, Раиса ведь утверждает, что до родов она была стройняшка. И все же что-то мешало Инге до конца поверить в это утверждение. Допустим, Раиса после родов и набрала двадцать или даже тридцать килограммов, но при этом у нее изначально была от природы еще и очень тяжелая, даже грубая кость. Еще за обедом Инга обратила внимание на то, какие крупные ладони что у Раисы, что у ее мужа. Значит, и в молодости Раиса была из породы тяжеловесов.

Однако Раиса вновь шмыгнула носом, и это заставило Ингу поспешно произнести:

– Раиса, послушай меня, это совсем неважно, худая ты или толстая. Куда важней, как ты сама к этому относишься.

– Ага, тебе-то легко говорить. Ты вон какая тощая. А я?

И Раиса явно вновь приготовилась зареветь. У нее даже лицо сморщилось, что Инга не столько увидела, сколько почувствовала.

– Рая, прекрати! У тебя глаза опухнут и лицо отечет! Тебе нельзя плакать.

– А кто мне запретит? Ты?

– Я! – с вызовом произнесла Инга. – И вот что я тебе скажу: мне плевать, если ты будешь тут сидеть и жалеть себя, хоть до самых курантов. Но учти, Василий Петрович и Алена расстроятся!

– Да, они добрые. Не хочу их огорчать.

– Вот и молодец.

– Но и в дом я тоже не пойду.

– И что же делать?

– Посижу тут… А когда все выйдут салют пускать, тогда присоединюсь. В темноте ведь не видно, ревела я или нет.

– Не болтай глупостей. Перед салютом нам всем еще предстоит праздничное застолье.

– Ну, тогда я не знаю.

– Ты вот что… Сейчас мы с тобой по саду погуляем, в движении горе легче проходит. Да и вообще какое у тебя такое особое горе, что ты так разревелась? Неужели тебя слова этой парикмахерши так огорчили?

Раиса в ответ снова шмыгнула носом, поднялась на ноги, помогла встать Инге и неожиданно призналась:

– Меня муж разлюбил.

– Да ты что такое говоришь? Он тебя любит.

– Раньше любил, а потом перестал. Домой совсем не спешит. Я ведь почему так и разожралась еще? Наготовлю для него, а он все не идет и не идет. Потом звонит: буду поздно, ужинайте без меня. Из Янки какой едок? Вот я все одна и схомячу, что для двоих приготовила. Не пропадать же добру!

– Наверное, Павел занят на работе.

– Ага, – хмыкнула Раиса совсем уж безрадостно. – Как же! Работа у него. Работает он на ней. Знаю я, какая у него работа! Шляется по бабам, кобель проклятый!

– Раиса! Разве можно так наговаривать на родного-то мужа?

– А что? В себе держать разве лучше? И потом, я не наговариваю на него ни капельки. Он смолоду кобель был еще поискать. И с возрастом ничуть не лучше стал. Пожалуй, так даже и еще хуже. Боится, что нагуляться не успеет. Простатит или какая другая болячка подвалит, и все, привет! А если не простатит, то инсульт стукнет или еще чего. У него уже сколько друзей так перемерло. И те, кто моложе его был, в том числе. Так он после каждых похорон сначала мрачнеет, а потом еще в больший загул пускается.