Иоанна Хмелевская - Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)

Зенон стоял, прислонившись к шкафу с эскизами, сохраняя все то же страдальческое выражение лица и неловко пригнув голову, так как один из ящиков над ним был выдвинут, а задвинуть его он не сообразил. Лешек уселся посреди комнаты на перевернутой вверх дном корзинке для мусора, а Янек примостился в углу на стопке светокопий и блестящими глазами посматривал на всех, как театральный зритель, ожидающий продолжения захватывающей пьесы. Удобно устроившись на стуле Алиции, Владя прислонился головой к стене, закрыл глаза и принял такой вид, будто это его убили. Вздорный мужик Владя, первый сплетник мастерской, истерик и мизантроп, в данный момент изо всех сил демонстрировал свою тонкую душевную организацию. Пусть все видят, как он страдает!

Стефан наконец перестал издавать интригующие выкрики, замолчал и лишь время от времени со стоном хватался за голову. Заняв место Казимежа, Кайтек рассыпал на его столе спички и нервно перебирал, а рядом за своим столом сидел Каспер, его отец, и курил сигарету, в молчании глядя в окно. Я непроизвольно отметила, что в такой позе он сидит с тех пор, как стало известно об убийстве Тадеуша, и что он не произнес ни одного слова.

Но удивительнее всего вел себя Рышард. Сидя на своем месте, он прислонился к стене, свесил голову и спокойнейшим образом спал! Я понимаю, последнее время он не высыпался, ибо работал ночами, так что от усталости засыпал в любое время дня и в любой, самой неудобной позе, но спать сейчас, когда совершено страшное преступление! Ему не мешали спать рыдания Ирэны и Веси, которые устроились за маленьким треугольным столиком и упорно плакали. За ними, опершись о дверной косяк, стоял наш главбух Ольгерд с очень красным лицом и издавал множество разнообразных звуков, среди которых особенно отчетливо слышался стук зубов.

— Ох, нехорошо мне! — вдруг недовольно произнесла Моника.

— А кому хорошо? — философски вопросил Казимеж.

— Неплохо было бы кофе напиться, — вдруг сказала Алиция. — Где пани Глебова?

Мысль о кофе была воспринята с энтузиазмом, ведь это мирное, безобидное занятие, напоминающее о прежней спокойной жизни, однако мы не успели ничего предпринять, как в комнату вошла Ядвига, распространяя крепкий запах валерьянки.

— Езус-Мария, ну и вонь! — изумленно произнес Анджей, поворачиваясь к источнику запаха.

— Что поделаешь, я женщина нервная, — с достоинством ответствовала Ядвига еще более глубоким, чем обычно, басом. — Пани Глебова уже готовит кофе, я подумала, сейчас это нам не помешает.

— Задаром? — с надеждой воскликнул Лешек.

— Смеетесь? — снисходительно пробасила Ядвига. — Даже если нас всех передушат, дармового кофе на работе нам не дождаться.

— Послушайте, кто-нибудь уже позвонил в милицию? — спросил Збигнев. — Надо же сообщить, что у нас труп.

— Жутко интересно, кто все-таки это сделал, — пробормотала Алиция.

— Может, все-таки кто посторонний? — выразил общую надежду Анджей. — Пани Ирэна, вы действительно уверены, что никого из посторонних не было в мастерской?

— Могу поклясться, — неожиданно твердым голосом ответила Ирэна, сразу прервав рыдания.

— А может, ты просто не заметила? — Алиции очень не хотелось терять надежду, но все понимали, что такое невозможно. Проглядеть Ирэна не могла не только человека, но даже и клопа. Цербером сидела она на своем посту в прихожей и бдила так, будто глаза у нее смотрели во все стороны.

— Я не могла не заметить, — отчеканила Ирэна. И повторила: — Могу поклясться.

— Ну тогда ничего не поделаешь, — с удовлетворением констатировал Лешек. — Убийца среди нас.

Реакцией на эти глупые слова было гробовое молчание, а все опять уставились на меня. Неужели они и в самом деле уверены в моей виновности? Из каких-то непонятных соображений, а может, в приступе безумия я задушила Тадеуша, а затем раструбила об этом как можно громче, и, если настоящий убийца не будет обнаружен, мне останется только повеситься, ведь никто ни за что не поверит, что это сделала не я.

Пребывая в полном смятении чувств, я тем не менее обратила внимание на одно весьма примечательное обстоятельство: все вокруг ломали голову над вопросом «кто», но ни разу ни у кого не возникло вопроса «почему». И ведут они себя как-то странно. Вроде бы потрясены случившимся, смерть коллеги вызывает у всех возмущение, и в то же время каждый… как бы это поточнее выразиться? Вроде бы каждый боится проговориться, в чем-то выдать себя, поэтому даже в выражении скорби все сдержанны, скрывают за шуточками истинные чувства, чтобы не выдать… Чего не выдать? Чтобы не проговориться… О чем не проговориться? Вот они уставились на меня, ожидая объяснений, а судя по их виду, знают они куда больше меня. Как будто знают не только то, что убила Тадеуша я, но и почему я это сделала. Я же, несчастная жертва собственного воображения, ничегошеньки не знаю!