Владимир Круковер - Зачарованный киллер

С громадным пакетом мы поплелись на пляж, прихватив еще литровые бутылки английского пива. Великобритания оставила на острове свой пивзавод и пиво тут великолепное, в толстостенных темных бутылках (никаких банок и консервантов), живое, выдержанное, играющее уже во рту и продолжающее игру в каждой жилке блаженного тела.

Ноябрь только для Москвы месяц зимний. Тут же купались во всю. Температура воды, перевела мне Валя пляжную рекламу, плюс 24.

Я стеснительно обнажил свою белесую тощую фигуру. Плавки мы купили по дороге, поэтому я удалился в кабинку для переодевания. Пока менял просторные трусы и натягивал плавки Валя успела натереться кремом от ожогов. Она и меня тот час натерла, объяснила, что под таким солнцем моя непривычная кожа облезет в один миг. И вот мы в море. Непередаваемое блаженство. В ноябре бич купается в море на пляже Кипра! Ну, просто, нет слов!!

Прошло несколько дней. Счастливый отец уехал в Хабаровск. Он хотел забрать Машу, но я убедил его повременить, так как резкая перемена климата и обстановка могут быть для нее неблагоприятными. Он оставил мне пачку денег и «пригрозил» выслать еще. Он даже помолодел. Неплохой, наверное, был он человек, счастливый своим незнанием себя самого, дочки, меня.

Осень продолжалась, деньги опять были. Мы с Машей надумали поехать на юг, покупаться в морях–океанах. Но тут я заболел.

Началась моя болезнь с того, что под вечер сильно распухло горло. Утром поднялась температура, глотать я не мог, все тело разламывалось.

Маша напоила меня чаем с малиной, укутала в одеяло и пошла в аптеку. Я пытался читать, но буквы сливались, глаза болели и слезились.

Потом меня начали раскачивать какие–то качели:

взад–вперед, взад–вперед, сознание уплывало, тело растворялось, руки стали большие и ватные, а в голове стучал деревянный колокол.

Температура к вечеру немного спала. Маша сменила мне пропотевшие простыни, пыталась покормить. приезжала неотложка. Они хотели забрать меня с собой, но Маша подняла шум, они заколебались и по обещали приехать утром.

А у меня начался бред. Мне чудилось, что комната накренилась и в нее упала огромная змея. Толчки, толчки, комната раскачивается, я вижу ее сверху, будто огромную коробку, и вот я уже лечу в эту коробку, и змея разевает пасть.

Потом провал и новые видения. Я плыву по течению, река чистая, дно видать в желтом песочке, лодку несет кормой вперед, чуть покачивает и причаливает к песчаной косе под обрывом. Я лезу на этот обрыв, соскальзывая по глинистой стенке, забираюсь все же, но не сам, а уже держась за поводок большой собаки. Тут у меня на плечах оказывается лодка, в которой я плыл, я несу ее к избушке, вношу в сени и застреваю там вместе с лодкой. Навстречу бросается собака, лижет мне лицо, повизгивает…

Тут я очнулся, но повизгивание не прекратилось. Я с трудом поднял голову и увидел, что Маша лежит на своей кроватке и горько всхлипывает.

— Ну, Маша, перестань же… — я попытался сесть, спустил ноги, но меня так качнуло, что я откинулся на подушку и замолчал.

Да и что было говорить? Все глупо началось и глупо кончилось.

— Ага, — бубнила Маша- сквозь слезы, — ты уйдешь, я знаю.

— Ну и что? — я все же привстал. — Ну и что же Машенька, ты главное, верь и жди. Тебе будет хорошо — мне будет хорошо. Я, может, вернусь, лишь бы ты сдала.

Маша подошла ко мне. Глаза ее были глубокими, слезы исчезли.

— Хочешь остаться?

Она сказала это так, что я почувствовал: скажи я «хочу» — произойдет чудо.

— Не знаю… — сказал я робко.

Маша отвернулась и вышла из комнаты. Я вытянулся, закрыл глаза и стал чего–то ждать.

Если доехать на метро до остановки «Печатники», пройти полквартала по улице Шоссейной, зайти в новенькую девятиэтажку, расположенную во дворе рядом с детским садиком, подняться на третий этаж, открыть дверь в квартиру номер девять и зайти в неё, то мы окажемся в гостях у Ивана Ивановича Иванова — одного из семи человек, составляющих руководящую верхушку Серых Ангелов.

Уже при Хрущеве, объединившем сучьи и воровские зоны, началась резня между двумя основными фракциями воровского мира. Суками тогда звали воров, не соблюдавших жесткий устав воровского коллектива. Как–то автоматически теневые предприниматели — владельцы подпольных заводов и фабрик — были отнесены к сукам, что дало аморальной категории воров огромную материальную поддержку. Со временем бывшие воры–суки замаскировались, создали свой общак, свою агентурную сеть и целый комплекс подпольного производства. Себя они стали именовать Серыми Ангелами. После перестройки представители Серых Ангелов начали активно внедряться в правительственные и экономические структуры СНГ. С консервативными ворами в законе Серые Ангелы поддерживали вооруженный нейтралитет.