Антонова Саша - Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке

Зачем солдатам книги? Я взяла одну и полистала ее. То были баллады. Баллады о прекрасных дамах и влюбленных рыцарях, о страшных драконах и добрых феях. И не было в том манускрипте ни слова о смерти, боли или отчаянии. В той книге вставал рассвет, голубело небо, благоухали цветы и расцветала любовь.

Кавалькада всадников летела вересковыми пустошами. Над их головами развивались яркие вымпелы с раздвоенными хвостами. И светлело небо, и хрустальные ручьи наполняли его звоном. Воздушные замки вставали на горизонте, и герольды трубили, изо всех сил надувая щеки. Благородные рыцари сражались на турнирах во славу прекрасных дам, а белокурые менестрели сладкозвучными голосами декламировали волшебные стихи фатрази.

И черные мысли о Блуме отступили, дорожные ухабы сгладились, а пальцы согрелись. Шарльперо рыжим клубком пристроился в ногах и спал, прикрыв нос белым кончиком хвоста. И не было ему дела до жарких признаний в любви, произнесенных рыцарем под окном дамы сердца. И не трогали его клятвы верности, вздохи расставания и слезы утраты. Что могут понимать коты в неразделенной любви и отвергнутой страсти? Зачем солдаты привозят с войны книги и женщин? Что могут понимать в девичьих душах сборщики трофеев?

Темная тень легла на страницу книги, прервав на полуслове монолог гордой дамы, предлагавшей юному пажу свою любовь. Я не узнала его. Смуглый воин на могучем жеребце — он показался мне благородным рыцарем с бесстрашным сердцем. И я улыбнулась ему.

Да, улыбнулась ему…

Он полоснул в ответ неприязненным взглядом и умчался в голову процессии, туда, где рдели знамена и солдаты рвали глотки в бравой песне. И горькие воспоминания нахлынули с новой силой. Привкус боли и унижения, запах пожарища и запекшейся крови. И я дотронулась до ладанки на груди и подумала о Блуме. И удивилась своим мыслям: будто в тумане привиделся мне Блум. Будто в забытом сне увидела я его бледное лицо, услышала горестные вздохи и слова упрека. Бедный Блум, как же я могла забыть о тебе?

Жив ли он? Или лежит в канаве с проломленной головой? И черные птицы кружат в небе, все ниже и ниже спускаясь к неподвижному телу. А если жив, то догадался ли, что со мной случилось? И бросился ли спасать? И что ждет меня впереди? Что ждет меня впереди: игрушка для солдатских забав?

Я уткнулась лицом в колени и горько заплакала. Плакала, пока не выплакала все слезы.

Вересковые пустоши остались позади. Обоз двигался по холмам. Узловатые стволы вязов сменили приземистые дубы в три обхвата. Лужи по утрам стало прихватывать тонким узорчатым ледком. От лошадей и всадников валил пар. Несколько раненых умерли от тряски и лихорадки крови. Их похоронили тут же, на обочине дороги, навалив сверху холмики из камней и воткнув в головах грубо сколоченный крест.

Я равнодушно взирала на их мучения, и слух мой не откликался на их мучения и предсмертные крики. Мне не было дела до телесных мучений врагов, хоть вдоль тропы росли в изобилии и подорожник, и шиповник, и вороний глаз. Я тряслась мелкой дрожью под сырым плащом и жалела, что не захватила в дорогу шерстяное покрывало для ложа. Все равно оно уже было безнадежно испорчено.

Но вот расступились дубы, и заблестела река, и узкая лощина огласилась воплем радости. Солдаты вновь заголосили победную песню, а лошади натянули поводья.

Я все чаще стала замечать его фигуру на могучем скакуне с коротким хвостом. Он то появлялся рядом с повозками, то опять исчезал среди всадников, смотрел украдкой, но затылком я чувствовала его недобрый взгляд.

«Странно, — подумалось мне. — За всю дорогу ни один солдат не притронулся ко мне пальцем. Зачем же они взяли меня с собой?»

От страшного предчувствия сердце сдавило так, будто инквизиторские щипцы уже принялись за свое дело. И я страстно молилась, чтобы дорога не кончалась, а мы бы все шли и шли вперед, до того самого места, где кончается Земля и начинается Небо. Говорят, там есть девять ступеней, которые ведут вверх.

Да, девять ступеней…

Лощина сомкнулась горной грядой. Тропа петляла, то проваливаясь в ущелье, то карабкаясь к круче. Колючие иглы елок цеплялись за одежду, опахала папоротников блестели росой и осыпали потоками дождя. Водопады дрожали радугой, и зеленые мхи покрывали камни, превращая их в загадочных зверей.

И вспыхнул луч солнца, и разошлись горы. Из глоток солдат вырвался дружный рев облегчения. На высокой скале, у подножья которой дыбился горный поток, стоял замок. Он словно врос в скалу зубчатыми стенами и мощным торсом донжона.