Татьяна Луганцева - Жизнь прошла мило [сборник]

— Здравствуйте! Я — директор кладбища Ярослав Львович Забродский. Не часто меня балуют гости, пройдемте ко мне в кабинет, — пригласил он.

Они многозначительно переглянулись с охранником, и тот удалился с таким видом, словно его освободили из-под стражи в зале суда. Кабинет директора выходил окнами на участок земли, где не было могил. Строгий черный лакированный стол, напомнивший Яне гроб, вычурные зеленые бархатные стулья и такой же диван.

— Мне мой сотрудник рассказал интересную историю… Такой смешной случай… — начал он.

— Да, мы заметили, он просто плакал от смеха, — с мрачным видом ответил Леша.

— Ага! То-то мы не смеемся, — кивнула Яна, поддерживая друга, попавшего в неприятную историю.

Начался спор, шумный, яростный. Все кричали — и директор, и стремившиеся докопаться до истины друзья. В конце концов удалось выяснить, что действительно это захоронение на имя Лукина заказала Галина Игоревна… Заказала памятник с фотографией и датами жизни.

— И вы ничего не проверяете?! — возмутилась Ася.

— А что я должен проверять? Сличать каждого покойника с фотографией? Так труп может быть и обгоревшим, и изуродованным… Какие документы предъявляют, по тем и хороним… Зачем этой Галине надо было так поступать с вами — это вопрос к ней или даже к вам! — защищался директор.

— Этот вопрос ей задаст полиция, будьте уверены! — сказала Яна.

— А мне-то что до этого? По документам у меня все в порядке, деньги она все заплатила, памятник установлен. Какие претензии?

— У меня? — уточнил Леша. — Что вы! У меня никаких претензий! Я просто счастлив! У меня разрушена к чертям вся моя жизнь, но я счастлив! Хорошо, что сердце сильное, а так еще неизвестно, чем закончилось бы. Все — замечательно!

— Кофейку? — участливо поинтересовался директор кладбища, вспотев от споров.

При ближайшем рассмотрении Забродский оказался немолодым человеком. Лицо его покрывала густая сеть мелких морщинок. Невысокий, худощавый, очень подвижный, с молодежной прической. Он внимательно смотрел на посетителей, как бы ощупывая их взглядом.

— Эх, все-таки прошли времена, когда люди понимающе кивали, услышав мою фамилию! Было это, правда, давненько — в семидесятых годах, — вдруг решил он предаться воспоминаниям.

— А если не секрет, сколько вам лет? — поинтересовалась Яна.

— Секрет, конечно! — Его большие карие глаза пристально взглянули на нее. — Но такой красивой молодой леди скажу. Мне уже шестьдесят шесть.

Алексей с Асей не поверили.

— Сколько?! Не может быть!

— Да, именно столько, друзья мои. — Ярослав Львович улыбнулся. — А чего вы так испугались? Это же не шестьсот шестьдесят шесть!

— Я издалека лет тридцать дала. Еще подумала, что уж очень молодой директор. Потом мне показалось, что лет сорок, ну, может, чуть больше… — совсем неприлично стала делиться своими наблюдениями Ася.

— Вблизи — сорок? — Забродскому это явно пришлось не по душе. — Значит, сразу плюс десять лет? Что-то у меня с лицом не в порядке… Вроде все делаю, косметолог постоянно предлагает мне самые современные и модные процедуры, обещающие вечную молодость. Врет, значит? — Он улыбнулся, показав свои слишком ровные и явно вставные зубы.

— Почему «врет»? Вам вечной жизни никто не обещал! Если вы в шестьдесят шесть выглядите на сорок, что ж в этом плохого? — Яна заступилась за его косметолога, подумав, что Асе пора носить очки, потому что из-за морщин меньше чем на пятьдесят их собеседник выглядеть никак не мог.

— Я же балетный… — мечтательно развалился в кресле Ярослав Львович.

— Что? — не поняла Ася.

— Балетный… Артист балета я, танцор, — пояснил он, ловко закидывая ногу на ногу.

«Теперь понятно, откуда у него такая выправка и стройность, — подумала Яна. — Не видела ни одной растолстевшей бывшей балерины. Это, видимо, адски тяжелый физический труд, поэтому сила воли, осанка и выдержка остаются с танцовщиками на всю жизнь. У всех артистов балета и особая походка, и посадка головы, и фигура, и общий тонус. Главное, что они не едят помногу по привычке».

— Меня отдали в балет в четыре года, и вот… Ушел я оттуда глубоким стариком по балетным меркам, в сорок лет. Танцевал сначала в кордебалете, лет десять — мои самые счастливые годы — сольные партии, ну а потом сил уже стало не хватать и скатился снова до кордебалета. Вовремя понял, что лучшее время прошло, ушел, считаю, тоже вовремя. Это самое главное в жизни — все поступки, все действия совершать вовремя, не спешить и не опаздывать.